— Сударь, — ответил Готлиб, все же сочувствуя молодому человеку, заплутавшему в этом колдовском мире, — единственное, что я могу вам предложить, — это софу в прихожей, где спит мой слуга Альбрехт.
— Охотно соглашаюсь, сударь. Это… это было так ужасно!
Когда юный Алексис был устроен на софе в комнате Альбрехта, Готлиб подмигнул своему слуге и поманил его за собой на террасу.
И сразу же был поражен насмешливым видом австрийца.
— Надеюсь, хозяин хорошо развлекся, — заявил тот без предисловий.
— Что ты хочешь сказать?
— Оттуда, где вас усадили, вы не могли видеть. Но зато я видел.
— Что ты видел?
— Хозяин, этот белый силуэт в дыму был сделан с помощью «волшебного фонаря».
— Да что ты говоришь!
— Я видел направленный луч. Он-то и нарисовал картинку. Неужели вы не заметили, что лицо было неподвижным?
Готлиб ошеломленно уставился на смеющегося Альбрехта.
— Там, где вы сидели с мальчишкой, у вас над головами, сзади в стене была дырка, через нее-то и пускали луч. Вы-то этого не могли видеть, но зато я сразу себе сказал, что этот вызванный призрак — просто розыгрыш. Завтра, если угодно, можете сами удостовериться.
Готлибу понадобилось некоторое время, чтобы переварить услышанное. Значит, представление Бабадагской прорицательницы было ловким фокусом. И ее пророчество шито белыми нитками: к любым драгоценностям можно приплести какую-нибудь историю про убийство. Но зачем? Произвести на него впечатление знанием сверхъестественных тайн?
Готлиб вернулся в свою комнату, но заснул не сразу.
20. ИСКУШЕНИЯ
Первой мыслью Готлиба по пробуждении была та, что пришла ему в голову перед сном: немедленно бежать из Констанцы.
Вторая мысль — выяснить все же, зачем его хотели одурачить.
Впрочем, одна не исключала другую.
Ему подали завтрак в комнату; княгиня, разумеется, завтракала в собственных покоях. Он надел халат и открыл дверь в прихожую, ставшую жилищем Альбрехта. Слуга был уже на ногах, одетый и бодрый. Алексис спал, свернувшись калачиком на софе, укрытый одолженным халатом. Распахнув глаза, он испуганно уставился на Готлиба и сел. За ночь его румяна размазались, вид был жалкий.
— Доброе утро, господин Алексис. Если угодно разделить со мной завтрак, то милости прошу.
Юноша встал и, бросив на Готлиба несчастный взгляд, потащился за ним на террасу.
— Хорошо спали, сударь? — спросил Готлиб, наливая кофе.
Алексис покачал головой.
— Нет. Долго не мог заснуть. А вы словно забыли вчерашний вечер.
— Нет, сударь. Не забыл. Неужели это он нагнал на вас бессонницу?
— Это было так ужасно! — содрогнулся юноша.
— Меня это ничуть не ужаснуло.
Алексис недоверчиво посмотрел на него.
— У вас закаленная душа.
— Вы впервые видели эту Бабадагскую даму? — спросил Готлиб, намазывая свежие сливки на своего рода бриошь с изюмом.
— Слышал о ней раньше. Но никогда не видел. И больше не желаю видеть.
Он казался искренним.
— А вы… видите призрак, изрекающий невероятные откровения, и засыпаете как ни в чем не бывало? — продолжил Алексис. — Неужели у вас нет никакого почтения к тому свету?
— Не знаю, какие чувства я испытываю к тому свету, сударь. Но это и не важно, поскольку вчера мы видели только этот, — ответил Готлиб насмешливо.
— Как это?
— Вы видели лишь проекцию из «волшебного фонаря». Никаким призраком там и не пахло. Бабадагская провидица простая обманщица.
— Что вы говорите! — воскликнул Алексис, которого передернуло. — Вы хотите сказать, что тетушка устроила нам розыгрыш? Но зачем? Это ведь вздор, граф!
— Ничуть. Что же касается побуждений вашей тетушки, то я намереваюсь выяснить их немедленно, — сказал Готлиб, вставая.
Он оделся и направился к покоям княгини. Там он потребовал у слуг, чтобы те известили свою госпожу. Слуги ни слова не говорили по-французски, но догадались, что чужестранец обращается к ним с каким-то требованием. Они позвали фрейлину, та поняла и попросила графа подождать. Через несколько минут его провели в гостиную. Княгиня приняла его в желтом платье с вышивкой и белом шелковом халате. На ее ногах красовались белые шлепанцы с перламутровыми блестками.
— Здравствуйте, граф. Хорошо ли вам спалось? — спросила она, оглядев его цепким взглядом.