Особенно,... 
59 
Показывает ли хоть кто-нибудь в этом доме свое подлинное лицо? Черты Бабадагской прорицательницы были так же густо покрыты белилами, как и у княгини, а глаза так насурьмлены, что она сама казалась привидением. Только карминно-красные губы свидетельствовали о том, что она не мертва. Да и женщина ли это? Такие широкие скулы и острый нос больше подошли бы мужчине. И босые ноги, угадывавшиеся под складками платья, тоже были скорее мужскими. Но поди знай в этих краях…
Княгиня расположилась на тахте, а молодые люди на подушках. Альбрехт, старшая фрейлина и прочие слуги остались у дверей. Слуга принес поднос с кофе, другой — жаровню, которую поставил рядом. Бабадагская прорицательница достала из складок своего платья мешочек, запустила туда руку и вдруг бросила на угли полную пригоршню какого-то порошка. В следующее мгновение над жаровней поднялся голубоватый дым и стал медленно расползаться по комнате. Запахло чем-то сладковатым.
Бабадагская прорицательница закрыла глаза и начала медленно раскачиваться вперед и назад, что-то напевая. Больше всего это напоминало хныканье ребенка. Она подняла одну руку, словно моля о чем-то, потом другую. Постепенно ее подвывания становились громче.
Алексис положил ладонь на запястье Готлиба; тот притворился, будто ничего не заметил.
Заклинания (если это были они) длились бесконечно долго, Готлибу показалось, что не меньше часа. Заскучав, он усомнился, есть ли во всем этом хоть какой-то смысл. Его клонило в сон.
Не вызывал ли этот дым галлюцинации? Цепенея, Готлиб вдруг заморгал глазами: голубые завитки дыма начали словно сгущаться перед прорицательницей в двух-трех футах над землей.
Алексис прерывисто задышал. Готлиб напрягся. В неясной дымной массе стало вырисовываться лицо. Смутно: три черных провала вместо глаз и носа. Лицо было странно неподвижным, несмотря на колебание дыма.
Готлиб украдкой бросил взгляд на княгиню. Та застыла на диване, сдвинув брови.
Крик вырвался из горла прорицательницы. Она заговорила.
— Что она говорит? — шепнул Готлиб Алексису.
— Не понимаю, — ответил тот, опять вцепившись в его запястье.
Прорицательница подняла левую руку и протянула ее в сторону Готлиба. Ее голос стал хриплым. Потом пронзительным. Она откинулась назад, невнятно выкрикивая какие-то обрывки фраз.
Наконец застыла в неподвижности. Может, умерла?
Княгиня подала голос. Подбежала служанка, засуетились рабы, поднимая недвижное тело Бабадагской прорицательницы.
— Мне нужен чистый воздух, — сказал Готлиб, поднимаясь.
Он стоял на пороге, полной грудью вдыхая аромат свежести, льющийся с террасы. Рядом прозвучал голос княгини:
— Граф.
Он отодвинулся, чтобы пропустить рабов, принесших поднос с прохладительными напитками, и вернулся в комнату.
— Граф, — повторила княгиня, — она говорила о вас.
— Кажется, я и сам догадался, — ответил Готлиб холодно, — но, разумеется, ничего не понял.
— Она сказала, что ее дух-покровитель увидел вдали мертвого человека у ваших ног на груде драгоценностей.
Готлиб чуть не вздрогнул. Это было почти правдой. Но он дошел до такой степени подозрительности, что и бровью бы не повел, даже услышав от княгини: «Вас зовут Висентино де ла Феи, вы украли драгоценности губернатора Лимы и отравили брата Игнасио».
Граф бесстрастно посмотрел на княгиню.
— Мадам, я не понял, в чем смысл этого спектакля, и нахожу бредни этой вещуньи неприятными.
— Вы хотели приобщиться к великим тайнам, — сказала княгиня сурово.
— Никакой тайны я не увидел, и только благодарность за ваше гостеприимство удерживает меня от того, чтобы не высказать все, что я думаю об этих пророчествах.
Их взгляды скрестились в безмолвном поединке.
— А теперь, если позволите, я пойду глотнуть чистого воздуха, — объявил он.
И направился к выходу.
Чьи-то поспешные шаги за спиной заставили Готлиба обернуться.
— Сударь… Сударь…
Это был запыхавшийся Алексис, искренне потрясенный недавним зрелищем. Готлиб остановился.
— Сударь, ради человеколюбия… Я так напуган… Смилуйтесь, позвольте мне остаться в вашем обществе.
Если юный Алексис изображал столь неподдельный испуг, то был очень хорошим актером. Однако нельзя исключить, что он продолжал затею с соблазнением, начатую Данаей. Его присутствие за ужином было подозрительным. Наверняка княгиня решила, что если граф не полакомился курочкой, то лишь потому, что предпочитает каплунов.
59 
