Я верю, что после смерти он или она просто переставали существовать или достигали высшей мудрости. И не было никакого намерения содействовать какому-либо плану на этой земле. А если и было, то мне известны попытки расстроить этот план.
Одна из них была сделана, когда Дебора и Джулиен впервые явились ко мне. Они сообщили о плане и сказали, что я должен вмешаться, совратить Роуан, чтобы ее не смог соблазнить своими лживыми речами Лэшер. А потом в Сан-Франциско, когда они велели мне отправляться домой, они тем самым вновь попытались заставить меня вмешаться.
Я верю этому, потому что не существует никакого другого разумного объяснения. Я бы никогда не согласился совершить такое зло, как зачать ребенка, с помощью которого это ненасытное чудовище смогло бы прийти в мир живых. А если бы меня захотели сделать участником этого ужаса, то я бы очнулся не преисполненный чувства долга и рвения, а в полной панике, с глубочайшим отвращением к тем, кто пытался меня использовать.
Нет. Это все Лэшер подстроил, все эти галлюцинации с душами умерших на земле и их уродливой дремучей моралью. Его выдает одна деталь, и я не возьму в толк, почему Эрон этого не понимает: участие монахинь во всем этом адском действе. Монахини, безусловно, там были не к месту. И барабанный бой парада Марди-Гра тоже был лишним. Это все отголоски детских страхов.
Весь адский спектакль был порожден моими детскими кошмарами, а Лэшер перемешал их с Мэйфейрскими ведьмами и создал ад, в котором мне предстояло умереть, утонуть, захлебнувшись отчаянием.
Если бы его план сработал, я бы, разумеется, умер и картина ада, созданная им, исчезла бы, и, возможно, – только возможно! – в какой-нибудь жизни после этой я бы нашел истинное объяснение.
По поводу последнего предположения, однако, мне трудно рассуждать. Я ведь остался в живых. И теперь у меня есть второй шанс, чего бы он ни стоил, остановить Лэшера, просто оставаясь в живых, просто оставаясь здесь.
В конце концов, Роуан знает, что я здесь, и я не верю, что ее любовь ко мне умерла без остатка. Во всяком случае, так мне подсказывает сердце.
Наоборот, Роуан не только знает, что я жду, она хочет, чтобы я ждал, – вот почему она отдала мне дом.
Она по-своему попросила меня остаться здесь и продолжать верить в нее.
Больше всего, однако, я опасаюсь того, что теперь, когда этот ненасытный оборотень живет в личине человека, он причинит Роуан зло. Постепенно он перестанет в ней нуждаться и тогда попытается от нее избавиться. Мне остается только молиться и надеяться, что она уничтожит его раньше, хотя чем больше я об этом думаю, тем лучше понимаю, какая трудная стоит перед ней задача.
Роуан всегда пыталась предупредить меня, что у нее предрасположенность к злу, которой я не обладаю. Разумеется, я далеко не невинный агнец, каким она меня представляла. И сама она не является воплощением зла. Самое главное в ней – это… блестящий ум чисто научного склада. Она влюблена в клетки этого создания, я знаю, как может быть влюблен одержимый ученый. Она изучает эти клетки. Она изучает весь организм, его работу, его жизнь в этом мире, и ее интересует только одно: действительно ли он является улучшенной версией человеческого организма, и если это так, то в чем состоит это улучшение и как оно в конечном счете может быть использовано на благо людей.
Почему Эрон не принимает эту версию, я тоже не понимаю. Он полон сочувствия и в то же время упорствует в своей уклончивости. Таламаска на самом деле не что иное, как сборище монахов, и хотя он не устает уговаривать меня уехать в Англию, это невозможно. Я бы ни за что не смог ужиться с ними; они слишком бездеятельны, слишком много занимаются теорией.
Кроме того, для меня очень важно остаться здесь и ждать Роуан. В конце концов, прошло всего каких-то два месяца, а ей, возможно, понадобятся годы, прежде чем она сумеет разрешить эту проблему. Роуан всего тридцать лет, а в наш век это еще молодость.
Зная ее так, как я, и являясь единственным, кто хоть в какой-то мере ее понимает, я убежден, что Роуан придет в итоге к истинной мудрости.
Вот как я толкую происшедшее. Мэйфейрские ведьмы, земные ведьмы, не существуют и никогда не существовали, и все соглашение – сплошная ложь; в моих первых видениях меня посетили добрые существа, которые надеялись, что я сумею покончить с царством зла.
Интересно, злятся ли они на меня теперь? Неужели они отвернулись из-за моей неудачи? А может, они убедились, что я старался изо всех сил, используя единственное средство в моем распоряжении. Видят ли они то, что я вижу? Видят ли они, что Роуан вернется и что это еще не конец истории?