Последние отзывы

  50  

Все было так, как она мечтала. И даже тогда, когда Иеремия бережно положил девушку на постель, раздвинул ей ноги, лаская сначала языком, потом пальцами, и наконец вошел в нее со всей силой неудержимого желания, наконец-то вырвавшегося на свободу, она вскрикнула не от боли, а от наслаждения... Он заставил девушку содрогнуться от сладостной муки, о которой та и не мечтала, а она заставила его испытать блаженство столь возвышенное и чистое, что он едва не застонал в ее объятиях, в изнеможении спрятав лицо у нее на груди...

С трудом подняв голову, Иеремия посмотрел на лежавшую рядом Камиллу и с радостью убедился, что она чуть ли не мурлычет от удовольствия. Боль, которой она так боялась, беспокоила ее совсем недолго. Благодаря искусству Иеремии она почти не обратила на нее внимания. Он нежно прошептал ей на ухо:

– Теперь ты моя, Камилла...

Она только улыбнулась в ответ. Теперь она походила на взрослую женщину гораздо больше, чем час назад. На этот раз Камилла сама потянулась к нему и, когда Терстон овладел ею, закричала от наслаждения и неистового желания. Иеремия продолжал обнимать девушку, пока она наконец не насытилась и не уснула в его объятиях. Через несколько часов Камилла проснулась, вновь полная желания. Теперь уже он кричал в ее объятиях, полностью принадлежащий ей, околдованный ее чарами. В ней была такая магическая сила, на которую он не смел надеяться. В то утро любви он вновь и вновь поражался мудрости сделанного им выбора и неслыханному счастью, выпавшему на его долю. Терстону пришлось чуть ли не силой вытащить Камиллу из постели, чтобы не опоздать на ленч к ее родителям. Тем временем она хихикала и пыталась снова соблазнить его, пока наконец с восторгом и удовольствием не добилась своего, едва они сели в поезд. Попрощавшись с родителями, они до самого Нью-Йорка почти не выходили из вагона. Прежде чем Иеремия пришел в себя, они оказались на Центральном вокзале. По дороге в гостиницу «Кембридж», где он обычно останавливался, Терстон чувствовал себя самым счастливым мужчиной на свете. Иногда ему казалось, что он умрет от наслаждения, но это его не слишком заботило. Раз уж ему суждено умереть, он предпочел бы смерть в страстных объятиях Камиллы. Он нашел девушку своей мечты. Наконец-то жизнь его наполнилась смыслом.

Глава 13

Иеремия и Камилла прибыли в Нью-Йорк на второй день после Рождества, и город предстал перед ними в снежной пелене. У Камиллы это вызвало бурный восторг. Выйдя из вагона, она захлопала в ладоши. Ее глаза искрились на морозном воздухе, лицо и руки были укутаны в роскошные соболя – рождественский подарок Иеремии. Сейчас она напоминала русскую княжну. Терстон взял ее за маленькую руку, затянутую в перчатку, чтобы помочь спуститься на перрон, и с удовольствием окинул ее взглядом. Щедрые подарки вызывали у Камиллы восхищение. Она часто думала о том, как ей повезло, и радовалась, что удалось распрощаться с ненавистной Атлантой. Ее муж был ничуть не хуже обещанных отцом князей и герцогов. Она с нетерпением ждала того дня, когда увидит дом в долине Напа, которую считала чем-то куда более роскошным, чем простая плантация. Вскоре они подъехали к гостинице «Кембридж» на Тридцать третьей улице. Портье Уолмсби сбился с ног, пытаясь отогнать журналистов. Иеремия любил эту гостиницу. Ему нравились никем не нарушаемое уединение, удобные «люксы» и забавные истории, которых у Уолмсби было полным-полно. Камилла первой вошла в номер, и вид у нее при этом был такой, словно она уже несколько лет путешествовала с ним по гостиницам. Глядя на нее, он засмеялся, сгреб в охапку и толкнул на кровать.

– Ну и нахалка же ты, Камилла Терстон!

Это имя до сих пор казалось забавным им обоим. Она не стала спорить. А он не стал говорить, что его ошеломило то, как холодно она обошлась с его старым другом портье. Камилла разыгрывала из себя светскую даму, и бедный Уолмсби почувствовал себя бесконечно униженным, когда она не обратила внимания на его протянутую руку.

– Какое бесстыдство! – громко сказала она, проследовав мимо. – Кем он себя считает?

– Моим другом, – тихо прошептал Иеремия.

Однако, оставшись с мужем наедине, она поцеловала его с такой жадностью, что он тут же забыл об Уолмсби. Пока они одевались к обеду, Терстон незаметно улыбался, вспомнив о доме, который он построил для нее в Сан-Франциско. Ему не терпелось показать его Камилле. В Атланте он почти не упоминал о нем, а стоило ей самой начать разговор, как он сразу увиливал, сообщая только, что дом довольно скромный и что ей, возможно, захочется что-нибудь переделать по собственному вкусу.

  50