98 
— Идем со мной, — сказали они и потащили ее за собой.
Кали не сопротивлялась, когда Грейсон схватил ее за руку и потащил за собой по коридору. Казалось, что он совершенно забыл об Андерсоне и полностью переключился на нее.
Она не могла узнать, жив ли еще Андерсон, но привлекать к нему внимание не собиралась.
Когда они завернули за угол и Андерсон скрылся из глаз, она решилась заговорить:
— Грейсон, пожалуйста, я знаю, что с тобой происходит. Я хочу тебе помочь.
— Грейсона больше нет, — ответил тащивший ее мужчина.
Они двигались так быстро, что он практически нес ее. Она перебирала ногами по полу в отчаянных попытках угнаться за ним и хоть немного ослабить хватку на раненной руке.
— Остановись! Мне больно!
К ее удивлению, они замедлили ход. Совсем немного, но достаточно, чтобы она смогла идти сама. Ей в голову пришло только одно возможное объяснение: где-то внутри этого ужасного существа, волочащего ее через залы Академии Гриссома, все еще жил Грейсон.
Глава 26
Дэвид Андерсон с трудом приходил в сознание.
Его возвращение началось с острой, пронизывающей боли, усиливавшейся с каждым вдохом. Мысли еще путались: он никак не мог сообразить, где он и как сюда попал. Но солдатская выучка позволила ему сконцентрироваться на своих ощущениях и попытаться определить степень тяжести повреждений.
Ребра сломаны. Легкое пробито.
Ни то, ни другое само по себе не представляло серьезной угрозы для жизни, но вместе оба эти фактора серьезно замедляли скорость передвижений. Он осторожно перекатился на спину и стал ощупывать свои раны. От этого простого усилия он чуть не потерял сознание.
Ключица сломана. Плечо, возможно, вывихнуто.
Он чувствовал себя так, будто по нему прошелся, на высокой скорости, поезд.
Или серьезная биотическая волна.
Внезапно он все вспомнил. Он не знал, ни сколько времени пробыл без сознания, ни почему Грейсон не прикончил его, но он все еще был жив. И это чего-то стоило.
«Давай, солдат! Поднимайся».
Стараясь не поворачиваться, чтобы не потревожить ребра и не шевелить рукой, что тут же откликнулось бы в сломанной ключице, он попытался встать на ноги…. Только затем, чтобы снова рухнуть на пол, когда порванные сухожилия левой ноги не выдержали его веса.
Пока он падал, его захлестнула волна боли настолько сильной, что его стошнило прямо внутрь шлема. Рефлексивный спазм мышц живота отозвался дикой болью в ребрах, и он зашелся в кашле, отрывающем последние куски от поврежденного легкого — будто бы кто-то душил его изнутри.
Андерсон знал, что единственный способ прекратить этот эффект домино в непрерывной цепочке цепляющихся друг за друга болевых ощущений, это попытаться успокоиться и прекратить двигаться, что он и сделал, несмотря на нестерпимые боли в ноге, груди и плече.
Он открыл рот и сделал несколько медленных, осторожных вдохов, не обращая внимания на отвратительный вкус своего вчерашнего обеда во рту. Как бы ни был противен вкус во рту, запах внутри шлема был еще ужаснее.
Когда острая боль, наконец, сменилась ноющей, он медленно поднял здоровую руку и расстегнул шлем, позволив ему просто упасть с головы. Борясь с желанием неистово глотать чистый воздух, он очень аккуратно сел.
Ему даже удалось подняться, опираясь на правую ногу и держась за стену. В нескольких метрах он заметил на полу свой дробовик.
Встроенные в скафандр системы жизнеобеспечения впрыскивали в его тело панацелин небольшими порциями, с таким расчетом, чтобы передозировка этого волшебного препарата не вызывала потерю сознания. Конечно, этих микроскопических инъекций не хватало для того, чтобы вылечить его раны, но они значительно облегчали боль.
Ступая медленно и осторожно, он направился за дробовиком, морщась от боли всякий раз, как наступал на левую ногу. Он поднял дробовик и взял его в раненую руку. Вес оружия оттягивал ее, отдаваясь пульсирующей болью в ключице, но иного способа нести дробовик не было. Правая, здоровая рука нужна была ему для того, чтобы держаться за стену.
Стиснув зубы, он ковылял по направлению к зоне высадки, надеясь застать Грейсона до того, как тот успеет улететь. Разорванное легкое ограничивало его дыхание до коротких, неглубоких вздохов, превращая его спотыкающиеся шаги в изматывающий спринтерский забег.
Через некоторое время концентрация панацелина в его теле достигла критической точки, болевой шок прошел, а передозировка вызвала приятное головокружение.
98 
