Как бы она была рада, узнай при жизни об этом решении сына.
„Смерть, по-видимому, не любит ждать, пока человек к ней подготовится, — писал Гарп. — Смерть капризна, ей нравится своим приходом набросить на жизнь флер драматизма“.
И вот Гарп, в кои-то веки забыв все свои дурные предчувствия и перестав чуять присутствие „Прибоя“ (во всяком случае, с той минуты, как приземлились в Бостоне), вошел наконец в дом Эрни Холма, своего тестя, неся на руках спящую Эллен Джеймс. Должно быть, ей было лет девятнадцать, но она была легче, чем Данкен.
В полумраке гостиной, к удивлению Гарпа, перед телевизором в одиночестве сидел директор Боджер, лицо у него было серое и печальное. Его не шокировало появление Гарпа, одетого, как проститутка. Но он с ужасом уставился на спящую Эллен.
— Она…?
— Она спит, — сказал Гарп. — А где все остальные? — И тут Гарп явно услышал шаги „Прибоя“ по холодному полу тихого дома. „Прибой“ давно уже воплотился для него в огромную, бутылочного цвета жабу.
— Я звонил вам, — сказал Боджер. — Эрни…
— Сердце? — догадался Гарп.
— Да, — сказал Боджер. — Хелен наверху. Ей что-то дали, и она уснула. А я решил дождаться вас — знаете, вдруг дети проснутся, что-нибудь попросят, они могут ее разбудить… Примите мои соболезнования, Гарп. Такие вещи время от времени происходят, и всегда неожиданно, или кажется, что неожиданно.
Гарп знал, что Боджер тоже любил его мать. Он был уже очень стар и собирался на пенсию.
Гарп положил спящую Эллен на софу и выключил бледный экран, который бросал мертвенный отсвет на лицо спящей девушки.
— Во сне? — спросил Гарп, стягивая с головы парик. — Вы нашли его здесь?
Бедный директор занервничал.
— Нет, наверху, в постели, — ответил он. — Я его позвал снизу, но сразу понял — надо идти наверх. Пришлось привести его немного в порядок, и уж потом звать кого-нибудь.
— Привести в порядок? — переспросил Гарп. Он расстегнул молнию на своем кошмарном бирюзовом костюме и теперь силился извлечь наружу подкладные груди. Должно быть, старый директор решил, что знаменитый писатель теперь нарочно переодевается в дорогу.
— Только, пожалуйста, никогда не говорите об этом Хелен, — попросил его Боджер.
— О чем не говорить?
Из-под оттопыривающегося жилета Боджер вытащил затрепанный замусоленный журнал. Это был тот порнографический журнал, в котором Джону Вулфу удалось опубликовать первую главу „Мира от Бензенхейвера“.
— Сердце его остановилось, когда он смотрел вот это, — сказал Боджер.
Взяв журнал из рук Боджера, Гарп вообразил сцену смерти старого Холма. Сердце его остановилось, когда он мастурбировал, глядя на скабрезные картинки. В те далекие годы учения в Стиринге среди борцов ходила шутка — если умирать, то только так. Именно так и ушел из жизни старый тренер, а добряк Боджер натянул на него трусы и спрятал журнал от дочери.
— Врачу, который удостоверил смерть, мне пришлось сообщить об этом, — сказал Боджер.
Гарп вспомнил, как мать ненавидела похоть. Она бы сказала сейчас: вот похоть одолела и погубила еще одного хорошего человека! Эрни был так одинок всю жизнь, и сердце у Гарпа зашлось от жалости.
— Ваша матушка, — вздохнув и покачав головой, сказал Боджер, стоя на крыльце в холодном свете электрической лампы, одиноко горевшей во тьме огромного школьного двора, — ваша матушка была удивительной женщиной. Настоящим борцом, — говорил старый Боджер с гордостью. — У меня до сиу пор хранится несколько ее записок к Стюарту Перси.
— Вы к ней всегда хорошо относились, — сказал Гарп.
— Она стоила сотен Стюартов Перси, — проговорил Боджер.
— Да, стоила, — согласился Гарп.
— Знаете, он ведь тоже умер, — сказал Боджер.
— Толстый Персик? — переспросил Гарп.
— Вчера, — сказал Боджер. — Долго болел. Знаете, как это бывает.
— Не знаю, — ответил Гарп. Он никогда об этом не думал.
— Обычная история — рак, — печально пояснил Боджер. — Он уже давно болел.
— Очень жаль, — сказал Гарп. Он подумал о Пушинке и, конечно, о Куши. И о своем давнем враге Балдежке; он до сих пор вспоминал во сне вкус его уха.
— У стирингской церкви завтра будет хлопотный день, — сказал Боджер. — Хелен вам объяснит, она в курсе. Стюарта будут отпевать утром, Эрни позже, днем. А насчет Дженни вы знаете?
— Нет, не знаю.
— О мемориале.