— Хэлло, Пушинка, — сказал Гарп и увидел, как Бейнбридж вздрогнула, услыхав ненавистное прозвище, которым ни один человек больше ее не называл. — Бейнбридж, — ласково проговорил Гарп.
Но друзьями им было уже не стать. Опоздали на годы. Те самые годы, которые прошли с той давней ночи, когда Гарп откусил ухо Балдежки и трахался с Куши в изоляторе Стирингской школы, хотя совсем не любил ее. Он не был у Куши на свадьбе. Не был и на похоронах. То ли Пушинка лично против него имела зуб, то ли ненавидела вообще всех мужчин, но сейчас она торжествовала — ее заклятый враг у нее в руках.
Роберта обняла большой теплой рукой Гарпа и встревоженным голосом приказала:
— Ни слова! И скорее отсюда!
— Здесь мужчина! — вдруг закричала Бейнбридж, взорвав горестную тишину Актового зала Школы медсестер. Этот возглас исторг похожий на мычание звук даже у страдающей джеймсианки на сцене. — Здесь мужчина! — визжала Пушинка. — Это Т. С. Гарп! Сам Гарп здесь!
Роберта попыталась протолкать его к выходу. Но даже сам Роберт Малдун не мог бы сейчас пробиться сквозь этот заслон из женщин.
— Пожалуйста, пропустите, — говорила Роберта. — Она была его матерью… Вы, наверное, знаете… Это ее единственный сын.
„Моя единственная мать!“ — думал Гарп, с трудом пробираясь вслед за Робертой; Пушинка Перси не могла так легко отпустить своего врага и успела впиться острыми длинными ногтями ему в лицо. Потом сорвала с его головы парик. Гарп выхватил парик и прижал к своей пышной груди, точно это имело теперь какое-то значение.
— Он до смерти затрахал мою сестру! — вопила Пушинка. Каким образом в ее бедной голове могло сложиться это представление о Гарпе, он так никогда и не узнал. Но Пушинка явно была в этом убеждена. Она перелезла через спинку сиденья, на котором сидел Гарп, и двинулась вслед за ним и Робертой, которая наконец сумела пробиться к проходу.
— Она была моей матерью, — сказал Гарп женщине, которая, показалось ему, сама собиралась стать матерью. В насмешливом взгляде женщины Гарп прочел благоразумие и доброту; но сейчас в нем было больше сдержанного презрения.
— Пропустите его, — бесстрастно проговорила беременная.
Кое-кто отнесся с большим сочувствием. Кто-то даже крикнул, что он имеет право здесь находиться, но Гарп слышал и другие выкрики, в которых не было и намека на сострадание.
Продираясь между женщинами, Гарп вдруг почувствовал, что кто-то заехал ему в грудь. Он протянул было руку к Роберте, но увидел, что она, как говорят в футболе, вне игры. Поверженная наземь Роберта пыталась отбиться от четверки молодых женщин в пальто горохового цвета. Гарп подумал: они, видно, и ее приняли за переодетого мужчину. Каково им будет узнать, что Роберта женщина.
— Беги, Гарп! — крикнула Роберта.
— Беги, беги, маленький блядун! — прошипело одно гороховое пальто.
И он побежал.
Он уже добежал почти до конца зала, когда кто-то ударил его прямо в пах. Он давно забыл, какую силу имеет этот удар, с тех пор как занимался в Стиринге вольной борьбой. Скорчившись, Гарп упал на бок и прикрылся руками. Кто-то рвал у него из рук парик, кто-то схватил сумку. Он старался выстоять, как на тренировке. Несколько раз его пнули ботинком, дали две-три затрещины. Пока он не ощутил на своем лице мятное дыхание пожилой женщины.
— Постарайтесь встать, — мягко сказала она.
Это была медсестра. Настоящая медсестра. На ее груди не было модного красного сердечка; всего лишь небольшая голубая табличка с именем и фамилией.
— Меня зовут Дотти, — сказала сестра. Ей было не меньше шестидесяти.
— Привет, Дотти, — сказал Гарп. — Спасибо.
Она взяла его за руку и быстро повела сквозь расступившуюся толпу. И никому больше в голову не приходило ударить его или как-то еще обидеть — рядом с ним шла сестра милосердия, и они спокойно покинули зал.
— У вас есть деньги на такси? — спросила его сестра по имени Дотти, когда они оказались за пределами Актового зала.
— Думаю, что есть, — сказал Гарп. Он заглянул в свою кошмарную сумочку — бумажник на месте. Из-под мышки у него торчал растерзанный парик. Одежда его осталась в сумке у Роберты, и он тщетно высматривал какие-нибудь признаки ее появления с первых феминистских похорон.
— Наденьте парик, — посоветовала ему Дотти, — а то вас примут за гермафродита. — Гарп стал напяливать парик, и Дотти помогла ему. — Гермафродитов очень не любят, — добавила Дотти. Вытащив несколько шпилек из седой головы, она попыталась привести парик в божеский вид.