Особенно,... 
187 
— О Господи, — простонал Гарп, — звучит так, будто я написал диссертацию. Но это же роман, черт побери, роман, и я его выдумал от начала до конца!
— Похоже, что роман ей понравился, — заметила Хелен.
— Ей не роман понравился, а что-то другое, — сказал Гарп.
Благодаря этому отзыву окончательно укрепилось мнение, что „Мир от Бензенхейвера“ — роман феминистский.
„Вероятно, ты, как и я, будешь лишь в выигрыше от одного из многочисленных заблуждений нашего времени“, — писала Дженни Филдз сыну.
Другие статьи называли книгу „параноидальным бредом, напичканным сексом и ничем не оправданными сценами насилия“. Большинство из этих статей Гарп не читал, но на кассовый успех книги они, кажется, не влияли.
Один из критиков заметил, что Гарп — писатель серьезный, но его „склонность к гротескным преувеличениям временами становится неуправляемой“. Джон Вулф не удержался и прислал Гарпу эту рецензию скорее всего потому, что сам был того же мнения.
В одном из писем Дженни сообщила, что с головой ушла в предвыборную компанию в Нью-Гэмпшире. „Предвыборная борьба за пост губернатора штата отнимает у нас уйму времени“, — писала Роберта Малдун. „Неужели можно посвящать все свое время политике?“ — написал ей в ответ Гарп.
Очевидно, сыр-бор разгорелся вокруг каких-то феминистских требований, с одной стороны, и идиотских, на грани правонарушения, постановлений нынешнего губернатора, которыми тот особенно гордился, — с другой. Власти штата хвастались тем, что отказали в аборте четырнадцатилетней девочке, которая была изнасилована; таким образом они боролись с моральной деградацией, захлестнувшей страну.
Губернатор Нью-Гэмпшира был крикливый, реакционно мыслящий идиот. Он считал, что ни правительство страны, ни власти штата не должны помогать малоимущим, поскольку их бедность есть заслуженное наказание, посланное справедливым и добродетельным Высшим Существом. Но губернатор был по-своему умен. Взять хотя бы организованную им компанию против разведенных женщин из штата Нью-Йорк, заполонивших Нью-Гэмпшир. Властям удалось нагнать страху на местного обывателя.
„Разведенные женщины слетаются, лелея самые гнусные планы: они, во-первых, хотят сделать всех женщин лесбиянками или, на худой конец, научить их изменять мужьям; во-вторых, развратить невинных желторотых юнцов и соблазнить нью-гэмпширских мужей. Разведенные женщины Нью-Йорка были воплощением всех зол — социализма, аморальности, алиментов“. Как утверждала нью-гэмпширская пресса, они хотели создать нечто вроде женской коммуны.
И конечно, одним из центров этой будто бы уже существующей коммуны был дом на берегу бухты Догз-хед, принадлежавший радикальной феминистке Дженни Филдз.
По словам губернатора, всюду резко возросло число венерических заболеваний, „этой извечной проблемы сторонниц женской эмансипации“. Он был чудовищный лжец. Все эти его благоглупости объяснялись очень просто. Его противником на выборах была женщина, и Дженни, Роберта и „толпы разведенных женщин из Нью-Йорка“ агитировали нью-гэмпширцев за ее кандидатуру.
Каким-то непостижимым образом в газете штата появилась заметка, в которой „упаднический“ роман Гарпа назывался „новой Библией феминисток“.
„Яростный гимн, прославляющий духовную и физическую деградацию современного человека“, — писали на Западном побережье.
„Выстраданный протест против насилия и борьбы между мужчинами и женщинами нашего непростого времени“, — утверждали где-то еще.
Неважно, нравился роман или нет, но он стал притчей во языцех. Чтобы книгу читали, ее содержание должно быть вроде сводки новостей в переложении писателя. Именно таким и был роман „Мир от Бензенхейвера“. Как и губернатор Нью-Гэмпшира, он стал на какое-то время событием дня Америки.
„Нью-Гэмпшир — дремучий штат с подлыми, нечистоплотными политиками у власти, — писал Гарп матери. — Ради Бога, не лезь ты в политику“.
„Ты весь в этом, — отвечала Дженни. — Когда вернешься домой и станешь знаменитостью, я посмотрю, захочешь ли ты быть от всего в стороне“.
„Вот увидишь, захочу, — написал Гарп. — Нет ничего проще“.
Оживленная переписка через океан на какое-то время отвлекла Гарпа от мыслей о свирепом, грозящем гибелью „Прибое“. Но тут вдруг и Хелен сказала, что чувствует присутствие чудовища.
— Давайте поедем домой, — сказала она, — мы тут хорошо отдохнули.
187 
