Особенно,... 
184 
— Господи Иисусе, сколько же у вас костюмов! — сказал он Вулфу.
— Берите любой, — предложил Вулф. — Возьмите два или три. Или тот, что на вас.
— Длинноват, — улыбнулся Гарп, задирая ногу.
— Можно подшить, — посоветовал издатель.
— Конечно, — вмешалась Хелен. — У тебя ведь нет ни одного костюма.
Костюм так понравился Гарпу, что он решил ехать в нем в аэропорт, и штанины закололи булавками.
— Боже, — сказала Хелен.
— Мне бы не хотелось, чтобы нас видели вместе, — признался Вулф, но все же отвез Гарпов в аэропорт. Он хотел своими глазами увидеть, как семейство покинуло страну.
— Да, ваша книга, — спохватился в машине Вулф. — Я все время забываю показать вам сигнальный экземпляр.
— Я это заметил, — сказал Гарп.
— Ну ничего. Я вам его обязательно вышлю, — пообещал издатель.
— Уж пожалуйста. Я ведь до сих пор не знаю, что на обложке.
— Сзади ваша фотография, — сказал Вулф, — столетней давности.
— А что спереди?
— Название, конечно, — ответил издатель.
— Что вы говорите! А я подумал, вы его в последний момент сняли.
— Только название, — сказал Вулф. — А под ним что-то вроде фотографии.
— Что-то вроде фотографии? — переспросил Гарп. — Какой фотографии?
— Может, у меня есть в портфеле одна суперобложка, — сказал Вулф. — Приедем, поищу.
Вулф вел себя очень осторожно. Как-то он позволил себе обмолвиться, что „Мир от Бензенхейвера“ — „мыльная опера“. Но тогда его слова, кажется, не слишком задели Гарпа.
— Поверьте мне, — сказал он Гарпу, — ваша повесть чертовски хорошо написана, но при всем при этом… она всего лишь „мыльная опера“. Слишком в ней много всего накручено.
— В жизни тоже много всего накручено, — вздохнул тогда Гарп. — Жизнь, Джон, и есть „мыльная опера“ для взрослых.
В портфеле у Вулфа оказалась лишь фотография первой страницы обложки. Про последнюю страницу и внутренние полосы с собственноручно написанным текстом было предусмотрительно забыто. Он так и задумал — дать часть обложки в самую последнюю минуту. Фотография была тщательно запечатана в два плотных конверта, и Вулф не сомневался, что Гарп не сможет взглянуть на нее раньше чем сядет в самолет. Всю обложку Вулф обещал выслать писателю в Европу. Он был уверен, что Гарп хоть и разозлится, но не настолько, чтобы все бросить и примчаться в Нью-Йорк из-за океана.
— Ого! Этот самолет больше вчерашнего, — объявил Данкен. На этот раз он сразу сел с левой стороны, почти над самым крылом.
— Так и должно быть, — объяснил Гарп. — Он полетит над океаном.
— Пожалуйста, не напоминай мне об этом, — сказала Хелен. По другую сторону прохода стюардесса колдовала над чем-то вроде гамака для Дженни. Малышку подвесили в нем к спинке сиденья напротив матери; Хелен и Данкену она показалась чьей-то чужой девочкой.
— Джон Вулф говорит, ты будешь богатый и знаменитый, — сказал Данкен отцу.
— Гм, — хмыкнул Гарп, занятый конвертом, полученным в последний миг от издателя.
— Это правда? — спросил мальчуган.
— Хотелось бы, — сказал Гарп. И наконец-то увидел суперобложку „Мир от Бензенхейвера“. Мороз продрал его по коже, он и сам не мог сказать почему — то ли подействовала внезапная невесомость (самолет-гигант оторвался от земли), то ли фотография на обложке.
Черно-белый крупнозернистый снимок поплыл перед глазами писателя. Больница. „Скорая“. Носилки. Мрачная беспомощность на серых лицах санитаров: спешить некуда. Маленькое тельце под белой простыней. Страшный мимолетный эпизод у входа в больницу. Сколько таких больниц, таких „скорых“, таких носилок с маленьким тельцем, которому уже ничем не поможешь…
Глянец ночного дождя — печальный финал трагедии. Неясный снимок, который мог быть взят из любой дешевой газетки. Сколько таких трагедий, сколько детских смертей.
Где угодно. Когда угодно. Но эта фотография напомнила Гарпу серое отчаяние, когда они смотрели на лежавшего в машине Уолта со сломанным позвоночником.
Суперобложка „Мира от Бензенхейвера“, „мыльной оперы“ для взрослых, кричала читателю, что он найдет под ней душераздирающую историю. Она требовала немедленного, пусть дешевого внимания. Она обещала — вы испытаете внезапную, сосущую сердце печаль; и Гарп знал: читатель не будет разочарован.
Если бы в эту минуту он прочел на суперобложке рекламу романа и выжимку из своей жизни, он, скорее всего, сел бы в европейском аэропорту в первый самолет, летящий обратно, и явился пред ясныя очи своего издателя. Но пока суперобложка путешествует из Америки в Европу, он успеет привыкнуть к такого сорта рекламе, на что Джон Вулф и рассчитывал. Притупится и острота восприятия чудовищной фотографии.
184 
