— И вот тогда-то меня и уволят? — уточнил Уоллингфорд.
— Нам просто придется это сделать, Пат.
Он не стал развивать эту тему дальше, отметив, что «они» превратилось в «мы». Он и в самом деле здорово недооценивал ее!
—У тебя будет очень умненький ребеночек, Мэри!
— Но теперь тебе понятно? — наседала она. — Предположим, тебе осталось работать по контракту еще года четыре или четыре с половиной. И тебя увольняют. Договариваются о компенсации, желая, естественно, заплатить поменьше. Но насколько? Ну, скажем, заплатят за три года, В итоге ты получаешь зарплату за целых три года и свободен как ветер! Свободен и… пожалуйста, перебирайся в Висконсин, если уж тебе так хочется.
— Это не от меня зависит, — напомнил он.
Мэри взяла его за руку. Все это время они с аппетитом завтракали, поглощая одно блюдо за другим, а хозяева кофейни, как завороженные, следили за этим процессом насыщения, сопровождаемым невероятно громкими выкриками.
— О, я желаю тебе всяческих успехов с миссис Клаузен! — воскликнула Мэри. — Честное слово, она окажется последней дурой, если тебя отвергнет!
Уоллингфорда покоробило от фальши, однако он смолчал. Он подумал, что сейчас ему мог бы помочь дневной сеанс в кино, но вопрос, на какой же фильм им пойти, оказался неразрешимым. Патрик предложил «Дорогу на Арлингтон». Он знал — Мэри нравится Джефф Бриджес. Но политические триллеры ее слишком возбуждали.
— Может быть, «Широко закрытые глаза»? — спросил он. И тут же заметил странную пустоту в ее синих глазах. — Это же последний фильм Кубрика…
— Он ведь недавно умер, да? — Да.
— Слишком уж его расхваливали! Это наводит на подозрения, — заявила Мэри.
Умная девочка, ничего не скажешь. Но Патрик все же надеялся соблазнить ее этим фильмом.
— Там Том Круз и Николь Кидман играют, — заметил он.
— Тем хуже! Они все испортили, когда поженились, — сказала Мэри.
Затишье в их разговоре оказалось таким неожиданным, что все посетители кофейни тут же на них уставились. Конечно, им любопытно было взглянуть на «львиный огрызок» в обществе симпатичной блондинки. Но их особенно заинтересовало, почему так внезапно иссяк этот ураганный разговор. Словно какая-нибудь парочка совокуплялась, и вдруг на полпути они бросили это дело — просто взяли и остановились.
— Давай не пойдем в кино, Пат. Поедем лучше к тебе. Я ведь никогда у тебя не была. Поедем к тебе и еще потрахаемся.
Начинающий писатель, слушая их разговор, был бы в восторге — готовый сюжет.
— О'кей, Мэри, — сказал Уоллингфорд.
Он надеялся, что Мэри не видит, как их тут все разглядывают и изучают. Люди, не привыкшие бывать на публике вместе с Патриком Уоллингфордом, немного пугались, когда каждый встречный, особенно в Нью-Йорке, сразу же узнавал его, «бедолагу». Но, расплачиваясь, Патрик заметил, что Мэри исподтишка обменивается взглядами с посетителями, а когда они вышли на улицу, она взяла его под руку и сообщила:
— Такие вот маленькие случайные эпизоды здорово поднимают рейтинг, правда, Пат?
Он ничуть не удивился, услышав, что его квартира нравится ей куда больше, чем ее собственная.
— И ты тут живешь совсем один? — спросила она.
— Да, но здесь всего одна спальня, как и у тебя, — сказал Уоллингфорд. И хотя так оно и было, но апартаменты Патрика в районе Восточных Восьмидесятых и впрямь казались значительно просторнее — у него, например, имелась кухня, достаточно большая, чтобы в ней уместился обеденный стол, да и гостиная вполне могла служить и гостиной, и столовой, — в зависимости от желания. Но больше всего Мэри понравилась огромная спальня в форме буквы «Г»: в верхней перекладине запросто можно и детскую кроватку поставить, и все детское барахло разместить…
— Ребенка можно было бы устроить вон там, — сказала Мэри, указав пальцем на этот уютный закуток и рассматривая его с весьма подходящей позиции — с середины широченной кровати. — Да и мне бы тут тоже вполне места хватило.
— Ты что же, хочешь поменяться со мной квартирами?
— Ну… Если ты собираешься большую часть времени жить в Висконсине… Да ладно тебе, Патрик! Все идет к тому, что в Нью-Йорке тебе достаточно будет pied-a-terre[11]. И моя квартирка отлично тебе подошла бы!
Они оба уже разделись, но Уоллингфорд лишь положил голову на ее плоский, почти мальчишеский живот — скорее в знак капитуляции. Ему совсем не хотелось «еще потрахаться», как непринужденно выразилась Мэри. Он тщетно пытался выкинуть из головы мысль о том, как будет жить в ее шумной квартире на Пятьдесят-какой-то-там-стрит. Он ненавидел Мидтаун — сплошной грохот. По сравнению с этими улицами Восьмидесятые казались тихим пригородом.