— Окно вашей спальни выходит во двор? Она улыбнулась и кивнула. Я сказал:
— Поставьте сегодня вечером, когда все лягут спать, зажженную свечу на подоконник. Я принесу лестницу.
Она засмеялась и кивнула. Я сказал:
— Я люблю вас. А она в ответ:
— Один такой уже есть.
И когда Вы вернулись, мистер Бакстер, она уже вовсю болтала о своем нареченном. Ее хитрость поразила и взбудоражит меня. Даже сегодня она кажется мне невероятной.
Но хотя я наивно верил, что обманул Вас, обманывать ее я не пытался никогда. Я поведал ей о своих былых прегрешениях с такой полнотой и откровенностью, на какие в этом письме у меня не хватит ни места, ни решимости,
— И на том спасибо! — проговорил Боглоу со сдавленной яростью. ведь я, слепой дуралей, верил, что скоро мы станем мужем и женой! Я не мог себе представить женщину из среднего сословия, двадцати с лишним лет и неравнодушную к мужчине, которая НЕ мечтает о замужестве, тем более если она сбежала с возлюбленным из дома. Настолько я был убежден, что в ближайшем будущем сочетаюсь с Беллой браком, что посредством безобидного обмана приобрел паспорт, где мы были означены как муж: и жена. Это должно было облегчить, с точки зрения формальностей, наш медовый месяц на континенте, куда я предполагал отправиться, как только будет заключен гражданский брак. И клянусь всем на свете, что мое намерение превратить Беллу Бакстер в Беллу Парринг не имело ничего общего с корыстью. Честно говоря, Ваше поведение при оформлении завещания заставило меня предположить, что Вам, возможно, скоро предстоит отправиться в мир иной, но я был уверен, что до нашего возвращения из поездки Вы, во всяком случае, доживете. Самое большее, что я надеялся получить от Вас, сэр, по денежной части, — это скромное постоянное содержание, которое позволило бы мне обеспечивать Беллу тем же, к чему она привыкла, живя у Вас. Несколько тысяч в год хватило бы вполне, и, по словам Беллы, выходило, что щедрости Вашей в том, что касается ее — женщины, которую Вы выдаете за свою племянницу, — нет предела. Вы оба, должно быть, от души хохотали над тем, как ловко удалось меня провести! Ибо, когда в тот теплый летний вечер мы садились на лондонский поезд, я предполагал выйти в Килмарноке * где заранее сговорился с местным чиновником, чтобы тот нас встретил, принял в своем доме и сочетал браком. Вообразите теперь мой ужас, когда не успели мы доехать до Кроссмайлуфа, как она заявила, что НЕ МОЖЕТ ЗА МЕНЯ ВЫЙТИ, ПОТОМУ ЧТО ПОМОЛВЛЕНА С ДРУГИМ!!!
— Но ведь это, разумеется, в прошлом? — спросил я.
— Наоборот, в будущем, — ответила она.
— А где же в таком случае оказываюсь я?
— Здесь и сейчас, Парень, — и она обняла меня.
Она была настоящей гурией из магометанского рая. Я заплатил проводникам, чтобы они отдали в наше распоряжение целый вагон первого класса. Наш поезд не был экспрессом, так что он должен был сделать остановки в Килмарноке, Дамфрисе, Карлайле, Лидсе и так далее, кончая Уотфордом, но я ощущал только движение и короткие передышки нашего любовного паломничества. Как мужчина я был ей под стать, но гонка была невероятная.
— Это причиняет тебе боль, Свичнет? — спросил Бакстер.
— Читай дальше! — ответил я, закрыв лицо руками. — Дальше!
— Сейчас буду, но учти, что он преувеличивает.
Наконец по громыханью колес на стрелках, пронзительным гудкам и замедляющемуся ритму движения я почувствовал, что наш вскормленный углем конь, тяжко дыша, приближается к остановке на южном конце Центральной железной дороги. Одеваясь, она сказала:
— Мне не терпится повторить это в хорошей постели.
Уверенный, что наши восторги единения полностью изгладили из ее души чувство к другому, я вновь предложил ей выйти за меня замуж. Она сказала удивленно:
— На это я уже ответила, разве ты забыл? Пошли в вокзальный отель, закажем гигантский завтрак. Я хочу овсянку, яичницу с ветчиной, сосиски, копчушки, гору поджаренного хлеба с маслом и много-много сладкого горячего чая с молоком. И тебе тоже надо как следует подкрепиться!
Мне действительно необходим был отель. Накануне был трудный день, и за целые сутки я не сомкнул глаз ни на минуту. Белла, напротив, была так же свежа, как до отъезда из Глазго. Подходя к столу регистрации, я пошатнулся, вцепился в ее руку, чтобы не упасть, и услышал ее слова:
— Он так устал, бедный мой. Пусть нам подадут завтрак в номер.
И вышло так, что, пока Белла поглощала свой гигантский завтрак, я снял пиджак, ботинки, воротничок и лег вздремнуть на кровать поверх одеяча. Мне много чего снилось, но запомнил я только, как пришел в парикмахерскую, где меня стала брить Мария Стюарт. Она покрыла мои щеки и шею горячей мыльной пеной и только дотронулась до меня бритвой, как я проснулся и увидел, что Белла и вправду меня бреет. Я лежал в постели обнаженный, под голову и плечи были подложены подушки, накрытые полотенцем. Белла в шелковом пеньюаре водила по моим щекам острым концом бритвы. Увидев, как широко я раскрыл глаза, она громко засмеялась.