19 
Как и во многих других местах вдоль Аппиевой дороги, здесь к Марию пришли видные горожане с намерением побеседовать о Риме, Италии и напряженных отношениях, сложившихся у Рима с его италийскими союзниками. Тарент был колонией, живущей в соответствии с латинским правом, то есть здешние старшие магистраты – двое duumviri – должны были стать римскими гражданами и передать это гражданство по наследству своим потомкам. Однако город имел греческие корни и по древности был равен Риму, а то и превосходил его. Здесь когда-то находился аванпост Спарты, и остатки спартанских нравов исчезли еще не полностью.
Марий узнал, что здесь многие, особенно не принадлежащий к привилегированным слоям люд, горько завидуют новому конкуренту – Брундизию и симпатизируют жителям других городов италийского союза.
– Слишком много солдат, выставляемых членами италийского союза для службы в римской армии, гибнут из-за глупости военачальников, – горячо доказывал Марию ethnarch. – Земля их приходит в запустение, род прерывается. Лукания, Самния, Апулия[45] обеднели. Италийские союзники вынуждены самостоятельно вооружать свои легионы и платить за их службу Риму. Ради чего, Гай Марий? Чтобы Рим мог держать открытой дорогу между Цизальпийской Галлией и Испанией? Какое до этого дело апулейцу или луканцу? Разве он когда-либо ей воспользуется? Или чтобы Рим мог доставлять из Африки и Сицилии пшеницу и кормить римлян? Много ли хлеба попало в годину голода в рот самниту?
Уже много лет римляне в Италии не платят Риму никаких прямых налогов. Зато мы в Апулии, Калабрии, Лукании и Бруттии все платим и платим! Наверное, нам полагается испытывать благодарность к Риму за Аппиеву дорогу – во всяком случае, Брундизий вам действительно благодарен. Но часто ли Рим назначает совестливых кураторов, которые поддерживали бы дорогу в достойном состоянии?
Есть один участок – вы наверняка по нему проезжали, – где покрытие смыло двадцать лет назад! И что же, дорогу починили? Ничего подобного! Починят ли? Опять-таки нет! А Рим продолжает взимать с нас десятину и тянуть налоги, забирает нашу молодежь, чтобы заставлять ее воевать за свои интересы за тридевять земель и гибнуть, после чего у нас объявляются богатые римские землевладельцы, оттяпывающие у нас все больше земли. Они пригоняют рабов, чтобы те присматривали за их тучными стадами: рабы работают закованными в цепи, спят взаперти и мрут, как мухи; ничего, хозяин купит еще! На нас он ничего не тратит, в нас не вкладывает ни гроша. Мы не видим ни сестерция из тех денег, что он здесь зарабатывает, поскольку он не нанимает наших людей. Он скорее не увеличивает наше благосостояние, а уменьшает его. Настало время, Гай Марий, чтобы Рим проявил больше щедрости или отпустил нас на все четыре стороны.
Марий выслушал эту длинную и пламенную речь бесстрастно: это было просто более обоснованное изложение излияний, которые преследовали его повсюду вдоль Аппиевой дороги.
– Я сделаю все, что в моих силах, Марк Порций Клеоним, – важно ответил он. – Если начистоту, то я уже много лет стараюсь что-то изменить. То, что я мало чего добился, объясняется главным образом тем, что многие члены сената, вершащие власть в Риме, никогда не путешествуют так, как это делаю я, и никогда не беседуют с местными жителями; более того – помоги им, Аполлон! – они слепцы! Вам наверняка известно, что я все время возвращаюсь к теме непростительного расточительства, с которым мы относимся к жизням воинов, сражающихся в римских армиях. Как мне представляется, времена, когда нашими армиями командовали бездарности, остались в прошлом. Если кто и преподал римскому сенату соответствующий урок, то это был я. С тех пор как Гай Марий, Новый человек, показал всем этим благородным римлянам, беспомощным на поле битвы, что означает командовать войском, я замечаю, что сенат стал более склонен доверять командование Новым людям, доказавшим свой ратный талант.
– Все это прекрасно, Гай Марий, – негромко произнес Клеоним, – но только это не поднимет наших мертвых из могил и не вернет наших сыновей на заброшенную землю.
– Знаю.
Когда их корабль вышел в море и распустил свой большой квадратный парус, Гай Марий оперся о борт и устремил взор на Тарент. Так он стоял до тех пор, пока город и его окрестности не поглотило голубое марево. Мысли его были заняты невзгодами италийских союзников. Возможно, они задевают его за живое потому, что его самого часто называют италиком, то есть неримлянином? Или потому, что он, при всех его ошибках и слабостях, наделен чувством справедливости? А может, причина в том, что он не в силах выносить выпирающую отовсюду бездарность? В одном он был непоколебимо убежден: настанет день, когда италийские союзники заставят Рим считаться с собой. Они потребуют предоставления римского гражданства всем без исключения жителям Апениннского полуострова, а возможно, и Цизальпийской Галлии.
19 
