Все это выслушал Вилл.
Громоотвод установлен на крыше Джима, Вилл горд, Джим стыдится того, что разделил его трусость, день клонится к вечеру. Ужин съеден, настало время еженедельного броска в библиотеку.
Подобно всем мальчишкам, они не ходили, а бегали; наметив цель, мчались к ней сломя голову, только пятки да локти мелькали. Никто не побеждал в этой гонке. Никто не стремился победить. Дружба не позволяла им разлучаться в вековечном беге — ухо в ухо, тень в тень. Их пальцы вместе хватались за ручки библиотечных дверей, плечи вместе рвали финишные ленточки, теннисные туфли рядом печатали частые следы на газонах; они вместе прочесывали кусты, белками взбирались на деревья, и никто не проигрывал, оба побеждали, сберегая дружбу до будущего времени утрат.
Так было и в этот вечер, когда они в восемь часов неслись в центр города, подхваченные ветром — то теплым, то холодным. Чувствуя, как расправляются крылья на локтях и на кончиках пальцев, они вдруг погружались в новый воздушный поток, и прозрачная осенняя река стремительно несла их к цели.
Вверх по ступенькам — три, шесть, девять, двенадцать! Хлоп! Ладони мальчишек коснулись библиотечной двери.
Джим и Вилл улыбнулись друг другу. Здорово! Тихое дыхание октябрьского вечера, а впереди за дверью библиотека с зелеными абажурами и папирусной пылью…
Джим насторожился.
— Что это?
— Ты про ветер?
— Похоже на музыку… — Джим смотрел, прищурившись, вдаль.
— Не слышу никакой музыки. Джим покачал головой.
— Пропала. Если вообще была. Вперед!
Они отворили дверь и вошли.
Они остановились.
Остановились на пороге безбрежного мира книг.
Во вселенной за их спиной не происходило ничего примечательного. Здесь же именно в этот вечер, в этой стране, облицованной кожей и бумагой, все что угодно могло произойти, всегда происходило. Прислушайтесь! И вы услышите крик десяти тысяч людей — на такой высокой ноте, что только псы настораживают уши. Миллионы суетятся, выкатывая пушки на позицию, оттачивая гильотины; без устали шагают китайцы по четыре в ряд. Все это — невидимо и беззвучно, но обоняние и слух у Джима и Вилла не уступали остротой дару слова. Перед ними простиралась фактория специй из дальних стран. Дремали неведомые пустыни. Прямо высилась конторка, где симпатичная старушка мисс Уотрисс ставила пурпурный штемпель на ваших книгах, но за ней вдали помещались Конго, Антарктида и Тибет. Там мисс Виллс, тоже библиотекарша, пробиралась через Внешнюю Монголию, невозмутимо перекладывая фрагменты Пекина, Иокогамы и Сулавеси. А в самом конце третьего прохода между полками пожилой мужчина шуршал в полумраке своей метелкой, сгребая в кучу рассыпанные специи…
Вилл замер.
Вечная неожиданность — этот старый человек, его занятие, его имя.
«Это Чарлз Вильям Хэлоуэй, — сказал себе Вилл, — не дед, не какой-нибудь рассеянный, престарелый дядюшка, как иные могут подумать, нет… это мой отец».
Был ли отец, глядящий на Вилла с другого конца прохода, потрясен открытием, что у него есть сын, который проник в этот уединенный мир на глубине двадцати тысяч саженей? Казалось, его всякий раз поражало появление сына, словно целая жизнь прошла после их предыдущего свидания, и за это время один успел состариться, тогда как другой оставался юным, и это обстоятельство рознило их…
Старик улыбнулся издалека.
Они осторожно приблизились друг к другу.
— Это ты, Вилл? Успел с утра подрасти на полвершка. — Чарлз Хэлоуэй перевел взгляд на его спутника. — Джим? Глаза потемнели, лицо побледнело. Ты не щадишь себя, Джим?
— К черту, — ответил Джим.
— Черта нет, есть дьявол. И обитель его можно найти на букву «А», у Алигьери.
— Я ничего не смыслю в аллегориях, — сказал Джим.
— Прости, я не сообразил, — усмехнулся старик. — Я подразумевал Данте. Вот смотри. Иллюстрации мистера Доре, все аспекты представлены. Никто еще так замечательно не изображал преисподнюю. Вот души, погруженные в слизь по самые жабры. Вот кто-то вверх ногами, вот вывернутые наизнанку.
— Ух ты! — Джим рассматривал иллюстрации так и этак, листал дальше. — А динозавры есть?
Старик покачал головой.
— Эти книги на других стеллажах. — Он повел мальчиков за собой и поднял руку. — Вот: «Птеродактиль, Летающий Змей-Сокрушитель». Или вот: «Барабаны Рока — Сага о Ящерах-Громовержцах»! Годится, Джим?