Особенно,... 
156 
Нат был захвачен врасплох. Все его внимание занимала девчонка, и, когда гоблин проскочил у него под ногами, пастор споткнулся и чуть не упал вперед, на песок. Он уронил нож, нагнулся за ним и обнаружил прямо перед собой что-то, что шипело, трещало, мерцало и бурлило от злости за расстроенные планы. Нат, ни секунды не размышляя, раскинул руки и прижал его, завывая, к груди.
Безымянный не обращал ни малейшего внимания на кучку людей и потому не видел приближения пастора. Но вот сначала сумасшедший гоблин пронесся между ним и девчонкой, а потом и идиот-пастор рванул из пустыни. Глаза Ната были вытаращены, рот перекошен, он орал: «Нет! Меня возьми!» — окостеневшие и почерневшие руки были вытянуты вперед…
Десять тысяч солдат тревожно завопили, но пастор продолжал молить: «Меня возьми!» — выгибаясь, ища, томясь, жаждая Общения. Рот его был разинут буквой «О» в ужасе и изумлении, в то время как Безымянный пытался высвободиться из рук Ната. Слово расцвело, точно ранняя роза…
Пастору показалось, будто он упал в яму со змеями. Сознание Безымянного не имело ничего общего с сознанием Элиаса Рида — Рид, по крайней мере, когда-то был человеком, с человеческими мыслями и стремлениями. Но в Безымянном не было ничего человеческого и даже ничего божественного. Ни жалости, ни любви, ничего, кроме трясины ненависти и ярости.
Человеческий разум не в состоянии выдержать подобного удара, поэтому Нат мгновенно упал на землю, истекая кровью из ушей и носа. Ведь если Слово было жестоким на расстоянии, то здесь, в источнике, оно становилось катастрофическим. Сила, исходившая когда-то из огненной ямы Шепчущего, казалась не более чем кастрюлькой молока, кипящей на огне. Последствия Слова сбивали живущих с ног, а мертвых рассеивали, будто пыль.
Безымянный завыл от ярости. Оставшись без добычи, внезапно обнаружив себя в теле не того человека — человека без чар и без опыта, он действовал бездумно и несдержанно. Его первым побуждением было уничтожить помеху, вторым — вернуться в безопасность своего первоначального сосуда…
Но каменная голова, которая содержала его с начала Древнего века, больше не лежала на песке. Безымянный вновь завыл, на этот раз от отчаяния. Он знал, что без подходящего сосуда станет всего лишь очередной душой в царстве Хель — собственностью Хель и рабом Хель. Его армия, оставшись без предводителя, развеется, точно прах, которым она и была. Его великий план останется неисполненным. Десять тысяч голосов подхватили крик Безымянного, когда он сосредоточил все свои чары до последней на единственной, неистовой, всепоглощающей цели.
Завладеть девчонкой. Раз и навсегда.
И в этот миг река вышла из берегов. Слово, освобожденное и неуправляемое, умноженное на десять тысяч голосов и брошенное к бреши между мирами, на сей раз не удалось обуздать.
Тварь, что звалась Ветхим Днями, громко завыла: «Нет, не сейчас!» — когда река Сон приливной волной понеслась к ним по пустыне.
Этель Парсон знала, что это означает. Непонятно откуда, но она это знала, точно так же как знала, что единственная надежда Девяти миров находится за рекой и что времени почти не осталось.
Сахарок услышал это, уронил голову и стремительно помчался в обратном направлении.
Один услышал это и подумал: «Свершилось».
В другой части равнины ваны услышали это и приготовились встретить Конец Всего.
В Нижнем мире асы услышали это, когда тень черной птицы вновь начала опускаться. Продолжая цепляться за выступ скалы — единственное, что оставалось твердого, насколько простирался их взгляд, — они ощутили приближение Хаоса как пронзительно орущий черный ветер и снова отступили, продолжая метать мысли-стрелы в непроницаемую черную утробу твари, пока не прижались к вратам, что отделяли один мир от другого, и спинами не ощутили твердую поверхность.
Локи успел подумать: «Чертовы врата сейчас не выдержат», прежде чем те внезапно поддались и он спиной вперед полетел в поток.
Живой глаз Хель распахнулся во внезапном понимании и остановился на стрелках часов смерти, которые вновь начали двигаться. Она едва успела подумать: «Боги, что я наделала?» — как ударила волна, и в тот же миг пустыня погрузилась в Сон.
Мир Сна вообще едва ли является миром, скорее, скоплением возможных миров; миром, в котором материки меняются так же легко, как песчаные берега стремительной реки, и все всегда не то, чем оно кажется.
156 
