Особенно,... 
104 
Наконец Хеймдалль заговорил:
— Я дал клятву насчет Обманщика.
Один с упреком посмотрел на него.
— Разве ты не выполнил ее в Рагнарёк? Сколько раз ты собираешься его убивать?
— Еще разок — и достаточно, — процедил Хеймдалль сквозь зубы.
— Это ребячество, — твердо произнес Один. — Нравится тебе или нет, нам нужен Локи. К тому же есть еще кое-что, чего я вам пока не сказал. Наша ветвь Древа не так мертва, как нам казалось. На Мировом ясене вырос новый побег, его зовут Моди. Если мы будем вести себя правильно, она построит нам лестницу к звездам.
В пасторском доме Скади услышала слова Одина и улыбнулась.
Нат, сидевший рядом с открытой Книгой Слов наготове, повернулся к ней с вопросительным видом. Он был бледным, встревоженным, наполовину безумным от беспокойства, на кончиках его пальцев потрескивало, подобно растопке, Слово.
— Пора? — спросил он.
Скади кивнула, произнесла самый крошечный из заговоров — и у ног Одина замерцал отклик. Платочек, который она обронила, словно прыгнул в глаза: прелестная вещица, выполненная с любовью, расшитая розочками и незабудками и украшенная по краю тончайшим кружевом. Как Скади и планировала, руна Фе привлекла внимание Одина. Он поднял клочок вышитого кружева и мгновение неуверенно держал его, прежде чем широко шагнуть вперед и склониться с платочком в руках к изящным ножкам богини Желаний.
— Пора, — подтвердила Скади, и Нат принялся читать из Книги Взываний.
В дверях пасторского дома третий наблюдатель глубоко вздохнул и сделал первый нерешительный шажок из тени.
Этельберте Парсон многое пришлось вынести за последние двадцать четыре часа. За это короткое время она увидела гибель своего домашнего хозяйства, разорение гардероба, опустошение погребов и несомненное соблазнение степенного мужа бандой дегенератов, которые даже сейчас собирались вернуться в пасторский дом и допить то, что осталось в винном погребе.
Она может со всем этим справиться, она твердо сказала себе это. Понадобится лишь немного здравого смысла. Настало время взять власть в свои руки и изгнать незваных гостей из дома. Если Нату это не по душе, то пусть выметается вместе с ними, она не против. Но они больше носу не покажут в ее доме и ничего от нее не получат — да, ничего, даже если сам Безымянный прикажет обратное.
Ее первый шаг из тени дверного проема был неуверенным. Он привел ее в круг света — не лунного, подумала она, ведь луны на небе не было. Впереди стоял одноглазый коробейник, склонив голову перед шлюхой с льняными волосами, которая сперла у Этель зеленое шелковое платье (и то, что оно шло Фрейе куда больше, чем когда-либо ей самой, заставило Этель заскрежетать зубами с не подобающей даме злобой). От обоих исходил этот странный дневной свет, из-за которого нищий и проститутка казались великанами, прекраснее, лучезарнее, ужаснее, чем дозволено кому-либо из смертных.
Когда Этель сделала еще шаг, открыв рот от изумления и страха, коробейник протянул шлюхе руку.
В его ладони лежал какой-то обрывок, паутинка, соблазнительный клочок кружева и лунного света, который он предложил женщине в зеленом платье со словами:
— Твой, моя госпожа?
Вот чего ждал Нат. «Он даст ей платок, — сказала Скади. — В этот миг, и ни в какой другой, освободи Слово. Секундой раньше — и все погибнет. Секундой позже — и мерзавец от нас уйдет. Но если ты все сделаешь правильно, Парсон, то мы отомстим и получим в награду благодарность ванов».
Конечно, думала Скади, потеря Фрейи больно ударит по ним. Она закусила губу, размышляя об этом: по ее мнению, сие было признаком весьма дурного вкуса, — но она не сомневалась, что ваны немного утешатся в жажде мести.
«Попытаюсь потом заключить с ними союз», — решила Скади и довольно заворчала. Рядом с ней ждал Нат Парсон, дрожащий, но полный Слова, полный им, сияющий им.
Какое изумительное чувство: его кровь казалась летучей, словно каждую вену и артерию заполнил горячий бренди. Он знал, что стал отчасти кем-то другим: он был, быть может, даже немного безумен, — но какая разница, если это так прекрасно?
И тут Этельберта шагнула в свет.
— Это моя жена, — с удивлением сообщил Нат.
Скади выругалась и хлестнула чарами.
— Пора! — повторила она, продолжая ругаться, потому что Этель встала на пути, будь она проклята.
Этель влезла между ними, выдирая платок из руки Фрейи с криками: «Нет уж, дамочка, ничего вы от меня не получите!» Ваны наблюдали, кто-то улыбался, еще не подозревая об опасности. Скади снова выругалась, на этот раз еще более яростно, на языке демонов, потому что Слово — гимн, который должен был приморозить Одина к месту, в то время как ваны смотрели бы, а Фрейя оседала бы, бездыханная, на землю, — Слово подвело ее, Нат подвел ее. Он повторял «Это моя жена» беспомощным, глупым голосом, чары сорвались с кончиков его пальцев, промахнулись мимо Одина, попали на мушиное крылышко и заморозили птицу в небе в трех милях от деревни. Во дворе пасторского дома одновременно произошло следующее:
104 
