— Ты можешь дать? — иронически полюбопытствовал Гукан. |
— Могу, — с доброй улыбкой отвечал Кушнер. — Ровно через неделю речники сдают дом на Элеваторной. Напишем гарантийное письмо, они дадут, а мы им возместим. Такой случай!
— Ну, знаешь, я не могу идти на подобные шахер-махеры. Есть партийный и общественный контроль.
— Какие же тут шахер-махеры? Вынесем на исполком. Попросим товарища Яроша доложить. А я тем временем договорюсь с речниками. Они ребята хорошие, поймут. — Спокойная рассудительность Кушнера как-то сразу утихомирила всех. Даже Гукана. Но тут, забывшись, Кушнер высунулся в открытое окно и сорвал зеленый колючий каштан. И тогда Семен Парфенович закричал визгливым голосом:
— Не рви каштанов! Ободрал все дерево!
21
Ярош с Шиковичем стояли у широко открытого окна пустой комнаты, в «которой пахло краской и цементом. Комната. была на втором этаже. Но и отсюда за садами виднелась излучина реки и заречные, сперва луговые, а дальше полевые и лесные просторы.
— Чудесно! — произнес Шикович после того, как они добрых пять минут молча любовались далями.
— Молодчина Кушнер! — отозвался Ярош. — Он выдержал главный бой.
— А ты молчал?
— Не молчал. Но когда началась борьба между председателем и заместителем за голоса членов исполкома, трудно уже было вставить слово…
— Не было меня!
— Ты б только испортил дело. Я думал, ты флегматик, а ты африканец.
Маша, стоявшая в сторонке, повернула свою золотую голову, улыбнулась Шиковичу, как бы одобряя, что он такой беспокойный.
— Нет, ты объясни, Антон… Кажется, все понимаю, а его поведения понять не могу. Ладно, допускаю: он убежден, что Савич враг… Хотя опять-таки откуда такое нежелание серьезно разобраться в новых фактах? Такое упорство! А еще больше меня возмущает другое: что он имеет против этой несчастной женщины? Уж кому-кому, а ему-то вбивалась формула, что дети не отвечают за отца.
Маша не все понимала в этом разговоре. Ей была известна история Зоей и ее отца, но она не догадывалась, что история эта еще не окончена. Почему они так возмущены Гуканом? Особенно Шикович. Не хотел давать квартиру? А кому вот так, сразу дают? Что-что, а о квартирных делах, пожив в городе, она достаточно знала, ежедневно слышала разговоры на эту тему, в которых часто поминалось имя Гукана: одни его хвалили, другие ругали. Маша умела быть объективной. Думала, что, если бы она добивалась квартиры и ей бы не дали, она не стала бы делать из этого такую трагедию, как иные. Поэтому и возмущение Кирилла Васильевича сперва ей не совсем было понятно. И только в последних его словах нашла разгадку. Главное не квартира, главное — отношение к человеку.
Смотреть и устраивать Зосину квартиру Маша напросилась сама. Квартирка ей понравилась. Довольно просторная комната, маленькая, но уютная кухня, где все под рукой: двухконфо-рочная газовая плитка, беленькая раковина, блестящий кран; повернул — и, полилась вода.
Шикович, входя, сказал:
— Чуть повыше бы. Все-таки низко. Пора уже отказаться от таких габаритов.
Ярош достал рукой до потолка и засмеялся.
Ничего удивительного! С его-то ростом! А Маше все'казалось превосходным. Она обрадовалась, когда мужчины похвалили вид из окна. Прошлась по комнате. Каблуки прилипали к свежей краске и, отлипая, потрескивали. Оставались чуть заметные следы.
— Пол надо бы помыть холодной водой, — и пожалела, что нет ведра и тряпки.
Потом они полдня ездили по городу искали мебель. В сберегательной кассе, когда брали деньги, Кирилл признался:
— Ты знаешь, Антон, я ведь скупой. Но для нее мне почему-то ничего нежалко.
Машину он вел с веселым удальством. Ярош шутливо предупредил:
— Кирилл, моя жизнь не застрахована!
— Я где-то читал, что хирурги самые большие трусы. Больше всего боятся попасть под нож своего коллеги.
— Неправда! — серьезно и энергично запротестовала Маша.
Они объехали все мебельные магазины. И отовсюду выходили разочарованные.
Маша оказалась удивительно разборчивой. Ей никогда в жизни еще не приходилось покупать мебель. Но то, что они видели в магазинах, она отвергала решительно, с первого взгляда. Столы, шкафы, стулья были большие, неуклюжие, непривлекательные.
Ярош хмуро молчал. Шикович ругался с директорами.
— Не мы выпускаем, товарищ.
— Так не берите то, что не идет. Требуйте!