141 
– Спасибо тебе, – сказала я.
– Не за что.
– До свидания, бабушка.
– Да-да. Ммм… Спасибо, что проведала.
Отодвинув занавеску, я убедилась, что путь свободен, бросила рюкзак на дорожку, а потом спрыгнула с подоконника. Смыться удалось без помех; через час я уже была на вокзале в Гамильтоне.
Прошло совсем немного времени, и поезд уже вез меня в Глазго.
***
Сидя у окна, за которым мелькали пейзажи, дома и хитросплетения железнодорожных линий, я качала головой и бормотала себе под нос. Меня совершенно не интересовало, что думают на этот счет попутчики, но место рядом со мной так никто и не занял, хотя поезд, похоже, был набит под завязку.
Жобелия. Видения. Деньги. Сальвадор. Умм. Черные… Как будто недостаточно было того, что свалилось на меня в последние дни. Будет ли этому конец? Какие еще крайности ждут впереди? Я даже не могла помыслить, но хотела их предвосхитить. За короткое время моя жизнь круто изменилась, и не один раз. Все, что было хорошо знакомо, взорвалось, рухнуло в пучину хаоса и смятения, перепуталось, перевернулось, переплавилось, стало расплывчатым, неясным, лишенным смысла.
Я не знала, что и думать, с чего начать, чтобы сложить эти обрывки воедино, если такое вообще было возможно. Хорошо, что у меня еще хватило ума попросить у Жобелии десятифунтовую банкноту и расчетную книжку. За неимением лучшего я выбрала весьма примитивный путь: держалась за реальные факты, как улитка – за родной камень, чтобы противостоять неохватным, могучим волнам, способным кого угодно лишить рассудка. Вернувшись мыслями к более насущным делам, я нашла некоторое облегчение и даже успокоение в поиске ответов на самые неотложные, приземленные вопросы. Когда поезд прибыл на Центральный вокзал Глазго, у меня уже созрел тактический план.
Глава 26
– Алло?
– Доброе утро. Можно попросить Топека?
– Слушаю.
– Брат Топек, это я, Исида.
– Айсис! Ну, привет! – Мой родственник издал оглушительный ликующий клич; я отстранила трубку от уха. – Прямо не верится! – Он захохотал. – Ты ли это? Как же так? Разве тебе разрешено пользоваться телефоном?
– Вообще-то, нет. Но сейчас – пиковое положение.
– Шутишь? Фу-ты, ну-ты! Мне, как всегда, ничего не известно. Кстати, ты где?
– В Глазго, на Центральном вокзале.
– Шутишь? Вот это да! Обалдеть! Послушай-ка, двигай сюда, познакомишься с ребятами, вместе перекусим, а потом джаз послушаем.
– Позавтракать было бы неплохо.
– Классно! Здорово! – воскликнул он и объяснил куда-то в сторону: – Это Айсис, моя двоюродная сестренка. – (Мы с Топеком, конечно же, не состоим в таком близком родстве, тут дело запутанное, но я простила ему эту неточность.) – Ага. Сейчас заедет. – До меня донеслось мужское гиканье, а потом опять приглушенное объяснение Топека: – Ну да, та самая, симпатяжка; пророчица наша. Ага.
– Топек, – вздохнула я. – Не ставь меня в глупое положение. Мне не до шуток.
– А? Что? Да ладно тебе! А все-таки, – не унимался он, – с чего это ты решила снизойти до телефона, Айсис?
– Думаю, мне потребуется помощь.
– Какого рода?
– Надо кое-что раскопать.
– Раскопать?
– В библиотеке; возможно, в газетах. У меня нет таких навыков. Возможно, ты сумеешь посодействовать.
– Не знаю, не знаю. Возможно. Попробуем. Не вижу препятствий. Короче, ты едешь?
– Скоро буду.
– Ха! Вот это конкретный разговор. Отлично. Парни умирают – хотят с тобой познакомиться. У тебя здесь целый фан-клуб.
Я застонала.
– До встречи.
– Адрес-то знаешь?
– Знаю. Через полчаса появлюсь.
– Супер-дупер! Успеем слегка прибрать.
***
Насколько я поняла, Топек и трое его приятелей, которые в складчину снимали квартиру на Дэлмалли-стрит, либо вообще не озаботились уборкой к моему приходу, либо попросту жили, как в спрессованных внутренностях городского мусоровоза.
В квартире разило пивом, ковер прилипал к подошвам – по такому могли бы передвигаться разве что астронавты. Топек сжал меня в объятиях, оторвав от пола вместе с рюкзаком (ковер крайне неохотно меня отпустил), и выдавил из моих легких остатки воздуха.
Брат Топек – веселый парнишка, рослый, поджарый, до неприличия миловидный; у него длинные, кудрявые черные волосы, которые, на его счастье, ничуть не страдают, а, наоборот, еще лучше растут оттого, что он крайне редко пользуется расческой и моет голову; на поразительно смуглом, чеканном лице сверкают пронзительно-голубые глаза – ни дать ни взять, наконечники стрел. Он опустил меня на пол, когда я уже теряла сознание.
141 
