Врангель, кучер омнибуса, был привлечен к суду за убийство Накса Гири. На вопросы он не отвечал. Он отказался говорить и вел себя как индеец с Западного побережья, который просто стоит, презрительно скрестив на груди руки, и не вступает в унизительные переговоры с бледнолицыми. С помощью преподобного Гримшоу Донну удалось преобразовать Дом маленьких бродяг в убежище для сирот и передать его на попечение протестантской епископальной церкви, расположенной на Лексингтон-авеню. Три приглашенных врача и дантист осмотрели детей и пришли к выводу, что все они здоровы и хорошо ухожены. Эмили Тисдейл, посетив приют, сообщила, что на основании своего, пусть небогатого, педагогического опыта, она считает, что дети отличаются излишним спокойствием, а в глазах их затаился страх. Тех детей, которые находились в омнибусе, изолировали от остальных и опросили. Опрос, в присутствии Донна, проводила медицинская сестра, служащая муниципальной полиции. Дети оказались не слишком общительными. Средний возраст — от шести до девяти лет. Все они считали, что их повезли на прогулку за город, во всяком случае, так им было сказано. Сколько времени успели они пробыть в Доме? Этого они не знали. Били ли их, издевались ли над ними в Доме? Нет. Делал ли это мистер Врангель? Нет. А мистер Симмонс, директор? Нет. Как попали они в Дом? На этот вопрос дети тоже не могли ответить.
В течение нескольких дней Донн опросил весь персонал. Известие о заточении Мартина в подвале произвело на служащих Дома впечатление разорвавшейся бомбы, они были просто в шоке. Все они работали в приюте недавно, не более нескольких месяцев. Нанимал их лично мистер Симмонс. Работников набирали по объявлениям в газетах, потом Симмонс проводил собеседование. Одна из учительниц, мисс Джилликадди, имела на руках тщательно разработанный учебный план, раньше эта женщина работала в государственной школе. Согласно ее просвещенному мнению, воспитанники не имели способностей к профессиональному обучению просто потому, что были беспризорниками… Короче говоря, Донн уверился, что персонал не знал о тайном заговоре и уж тем более не участвовал в нем.
— То есть, — спросил я у него, — вы считаете, что они не знали о том, что происходило в этих стенах?
— А что здесь происходило? — ответил Донн вопросом на вопрос.
— Происходило то, что этих детей похищали на улицах.
— Ясно, что похищали далеко не всех. Некоторых направляли сюда из вспомогательных школ и обществ помощи брошенным детям.
— Но была же в этом какая-то цель?
— Несомненно.
— И куда же, по мнению учителей и воспитателей, везли в омнибусе детей?
— Периодически дети выезжали на омнибусе за пределы приюта. Вывозил их всегда Врангель. Ездили по очереди. Симмонс говорил, что детей возят на медицинские осмотры.
— Но почему тогда омнибус был заперт на замок?
— Они объясняют это заботой о безопасности детей.
— Где находится Сарториус? Где он практикует?
— Этого мне не смог сказать никто.
— А дети?..
— Дети смотрели на меня пустыми глазами.
Все это происходило, если мне не изменяет память, приблизительно в конце сентября. Может быть, чуть позже. Как раз в это время в «Таймс» появились первые статьи о преступлениях Твида и его окружения. Город был взволнован и полон слухов. Отчасти, может быть, благодаря этому обстоятельству, события на Девяносто третьей улице не привлекли к себе внимание прессы. Мартина Пембертона удалось тайно переправить из подвала в больницу в карете «скорой помощи» под покровом ночи. Донн, воспользовавшись термином «нарушения», закрыл и опечатал сиротский приют. В те времена нарушений в деятельности любого учреждения такого рода было столько, что подобная мотивировка не вызвала никакого удивления у начальства. Короткая заметка о закрытии приюта появилась только в «Сан», при этом имя Мартина Пембертона не упоминалось.
Я мог только догадываться, сколько времени пройдет до того момента, когда по городу начнут циркулировать слухи, основанные на разговорах потерявших работу сотрудников приюта, на свидетельствах людей, наблюдавших драку на улице возле него, на рассказах руководителей приюта епископальной церкви, куда были переданы дети. Кроме того, нельзя было повесить замок на рты медицинских сестер пресвитерианского госпиталя, которые, естественно, недоумевали, каким образом Мартин Пембертон, окруженный такой заботой родственников, друзей и даже полицейских, мог дойти до состояния, близкого к голодной смерти. Как все эти люди позволили ему это?