Особенно,... 
7 
– Вы тогда получили крупную сумму, – продолжил незнакомец, – премию «Интернэшнл-Пресс» за мой портрет… Вы это тоже забыли?
Фольк пристально вгляделся в его черты. Он отлично помнил ту фотографию и тех, кто был на ней изображен. Мысленно он увидел их всех, одного за другим: трое друзских ополченцев с завязанными глазами – двое падают, третий гордо стоит в полный рост – и шестеро маронитов, которые почти в упор расстреливают друзов. Жертвы и палачи, горы Чуф. Центральные полосы десятка газет, обложки журналов. Посвящение в военные фотографы спустя пять лет после того, как он занялся этим ремеслом.
– Вы не можете быть одним из них.
– Они погибли – их расстреляли ливанские фалангисты.
Незнакомец смутился. Он пристально смотрел на Фолька несколько секунд, затем покачал головой.
– Я говорю о другой фотографии. О той, что вы сделали в Вуковаре, в Хорватии… Я всегда считал, что именно она получила ту премию.
– Нет. – Фольк изучал его с возрастающим интересом. – В Вуковаре я сделал другой снимок.
– Тоже удачный?
– В той или иной степени.
– Я солдат с той вашей фотографии.
Фольк замер, по-прежнему держа руки в карманах. Склонив голову чуть вправо, впился глазами в лицо стоящего перед ним человека. И вот наконец, словно медленно проступая на лежащем в кювете снимке, образ из глубины памяти постепенно совпал с чертами незнакомца. Фольк мысленно выругал себя за забывчивость. Нет сомнений – глаза те же самые. Не такие измученные, живые, но он их узнал. Те же губы, чисто выбритый тяжелый подбородок с маленькой ямочкой, на снимке покрытый двухдневной щетиной. Он помнил это лицо исключительно по фотографии, сделанной осенним днем в Вукова-ре, на территории бывшей Югославии, когда хорватские войска, спасаясь от артиллерийского огня сербов и бомбардировки со стороны Дуная, отступали, с трудом удерживаясь на узкой защитной полосе осажденного города. Особенно жаркими были сражения в пригородах, и вот на дороге к Петровцам Фольк и Ольвидо Феррара – они проникли в эти места неделю назад единственным доступным путем, потайной тропинкой в зарослях кукурузы – столкнулись с оставшимися в живых солдатами разгромленного хорватского подразделения. Вооруженные винтовками, хорваты отступали, преследуемые вражеской техникой. Изнуренные, они брели гурьбой, их обмундирование состояло из пестрой смеси гражданской одежды и военной формы. Крестьяне, чиновники, студенты, мобилизованные в наспех сколоченную хорватскую народную армию: пыльные лица, приоткрытые от усталости рты, отсутствующий взгляд; их винтовки болтались на ремнях или волочились по земле. Они пробежали четыре километра, за ними по пятам гнались вражеские танки, и теперь они брели, словно привидения, в дрожащем над дорогой знойном мареве. Тишину нарушали только далекие взрывы и шарканье ног по земле. Ольвидо не фотографировала – обычно ее интересовали предметы, а не люди, – но Фольк, проходя мимо них, захотел снять это воплощение усталости. Он поднес к лицу камеру, и, пока устанавливал подходящие фокус и диафрагму, пропустил мимо пару солдат и почти случайно выбрал третьего: светлые, совершенно пустые глаза, расплывшиеся от усталости черты, кожа, покрытая каплями пота, от которого слиплись грязные лохматые волосы на лбу; и старый небрежно лежащий на правом плече «АК-47», который придерживала перевязанная бурым заскорузлым бинтом рука. Щелкнул затвор камеры, Фольк пошел дальше – вот и все. Фотографию опубликовали четыре недели спустя, когда пал Вуковар и были уничтожены все его защитники. Снимок превратился в символ той войны или, как выразился судья, который вручил ему престижную «Европу-Фокус» за тот год – в символ всех войн и всех воинов.
– Боже мой! Я думал, вы погибли.
– Я почти погиб.
Они помолчали, глядя друг на друга и не зная, о чем говорить и что делать дальше.
– Отлично, – пробормотал Фольк наконец. – Пожалуй, я должен предложить вам выпить.
– Выпить?
– Стаканчик чего-нибудь… Спиртного, если вы не откажетесь. Рюмочку.
Он впервые нехотя улыбнулся, и незнакомец улыбнулся в ответ, показав темное зияющее отверстие на месте отсутствующего зуба. Казалось, он размышляет.
– Да, – ответил он. – Пожалуй, вы должны меня угостить.
– Проходите.
Они вошли в башню. Незнакомец с удивлением вертел головой, рассматривая гигантскую фреску, пока Фольк сосредоточенно что-то искал под столом, покрытым баночками, кистями и тюбиками с краской, затем среди картонных коробок, стоящих на полу, листов бумаги с эскизами и набросками, лестниц мольбертов и досок для лесов, больших ламп по 120 ватт, которые присоединялись к подвижной конструкции на колесиках и питались от стоящего снаружи генератора – эти лампы освещали стены, когда Фольк работал по ночам.
7 
