Казалось, только я один и помню еще то тихое морозное утро, слышу в своих снах тот крик, вижу руку, протянутую ко мне за помощью, которую я не смогу, не пожелаю оказать, глохну от той тишины, что наступает, когда Энди исчезает подо льдом.
И порою мне казалось, что он стал другим, изменился, хотя я и знал, что люди постоянно меняются, а в нашем возрасте меняются быстрей, чем другие.
При всем при том временами я думал, что бесследно это не прошло, и вовсе не обязательно из-за кислородного голодания, а просто из-за пережитого, из-за потрясения, которое он испытал во время этого холодного путешествия, когда его затягивало под кромку льда (а может, говорил я себе годы спустя, не бесследно в том смысле, что он обрел знание, избавился от детской неосмотрительности, а это не так уж и плохо). Но я больше не мог себе представить, чтобы Энди опять вот так же вызывающе и презрительно искушал судьбу, как тогда, когда он, словно сорвавшись с привязи, бежал — с хохотом, раскинув руки — по ледяной корке.
Ты уже приклеил усы, надел парик и очки, а так как день сегодня выдался довольно яркий, к стеклам пристегнул солнцезащитные фильтры. Нажимаешь кнопку звонка, поглядываешь, не приближается ли какая машина по дорожке, и одновременно натягиваешь кожаные перчатки. С тебя льет пот, ты нервничаешь, зная, что жутко подставляешься здесь, что сильно рискуешь и испытываешь удачу; чувство удовлетворения оттого, что ты делаешь праведное дело и делаешь его умело, не рассчитывая на авось, не презирая судьбу, не бравируя перед ней, — все это теперь поставлено под угрозу, потому что ты преступаешь рамки допустимого, исходя из того, что расклад будет идеальный. Ты и без того слишком уж искушал судьбу, доведя дело до этой вот минуты, а ведь самое главное еще впереди. Но если ты потерпишь поражение, то в полный рост — падать на колени и хныкать не будешь. Ты и без того уже сделал ого-го сколько, даже и не думал, что тебе столько сойдет с рук, так что с этой минуты можно считать: все, что удастся еще, — чистая прибыль, по правде говоря, чистая прибыль началась даже раньше, так что тебе нет повода жаловаться, да ты и не собираешься, если на этот раз удача отвернется от тебя.
Он подходит к двери сам — ни тебе слуг, ни домофона — и уже одним этим зажигает тебе зеленый свет; у тебя нет времени на какие-либо ухищрения, а потому ты просто бьешь его ногой в пах и толкаешь внутрь — он падает на пол, складываясь в позу эмбриона. Ты закрываешь дверь, снимаешь очки — в них ты плохо видишь — и пинаешь его по голове; удар получился слабоватый, ты бьешь еще раз и снова недостаточно сильно — он копошится на полу, одной ногой прикрывает пах, другой — голову, издает сопение, хрипы. Ты пинаешь его еще раз.
На этот раз он обмяк. Вряд ли ты его убил или сломал ему позвоночник, но если это случилось — тут уж ничего не поделаешь. Ты убеждаешься, что его нельзя увидеть через щель для писем — она прикрыта почтовым ящиком, затем осматриваешь прихожую. Зонт для гольфа. Ты берешь его. По-прежнему никого. Ты быстро проходишь коридор, заглядываешь на кухню, опускаешь там жалюзи. Находишь хлебный нож, но и от зонта не отказываешься. В шкафчике на кухне находишь бечевку и возвращаешься в прихожую; разворачиваешь его так, чтобы быть между ним и дверью. Связываешь ему руки. На нем дорогие брюки и шелковая рубашка, шлепанцы из крокодиловой кожи и носки с монограммой. Руки в маникюре, запах одеколона незнакомый. Волосы у него немного влажные.
Ты снимаешь с него шлепанцы и запихиваешь оба носка ему в рот, носки у него тоже шелковые, так что комок получается маленький. Заклеиваешь ему рот и суешь рулон скотча в карман, затем идешь осматривать остальную часть дома, заглядываешь во все комнаты и опускаешь там жалюзи. Оказавшись снова на кухне, ты находишь там дверь, за которой лестница, ведущая вниз. С первого этажа доносятся звуки музыки и льющейся воды.
Ты подкрадываешься к открытой двери. Спальня; скорее всего, хозяйская. Медная кровать, огромная, возможно даже позолоченная. Скомканные простыни, за окнами с вертикальными жалюзи пастельно-розового цвета широкий, залитый солнцем балкон. Звуки доносятся из ванной, примыкающей к спальне. Ты заходишь в спальню, проверяешь расположение зеркал — тот, кто в ванной, не должен увидеть в них твое отражение. Ты приближаешься к двери ванной, прислушиваешься. Музыка звучит вовсю. Это Eurythmics,[63] песня «Sweet Dreams».[64] Электрический шнур тянется от розетки в ванную. Интересно.
63
Это Eurythmics, песня «Sweet Dreams». — Сингл «Sweet Dreams (Are Made of This)» этого синти-поп дуэта (Энни Леннокс, Дейв Стюарт), вышедший в феврале 1983 г., добрался до второго места в британском хит-параде и до первого — в хитпараде «Биллборда».
64
«Сладкие грезы» (англ.).