Последние отзывы

  37  

Потом идет горячий кофе из чашки, но только коротко, этого мало; потом снова лед, потом кофе, потом лед, и теперь я начинаю кричать, я кричу по-настоящему от боли и невыносимого желания, кричу и умоляю ее, прошу ее прекратить, наконец она выплевывает последний кубик льда, ставит стакан и кружку рядом с бокалом из-под вина, залезает сверху и насаживается на меня; я легко вхожу в нее, а там внутри горячее, чем кофе, так горячо, что можно обвариться, так горячо, что можно обжечься, и я едва слышно издаю потрясенные крики: О-о! — она движется вверх и вниз, прикладывает пальцы к моей шее, а другую руку опускает вниз и за спину — к моей мошонке, и я внезапно кончаю, продолжая кричать, а теперь еще и рыдаю — меня сотрясает спазм, и она неожиданно затихает и шепчет мне: «Бэби, бэби», а я дергаюсь и рвусь, и от этих движений боль пронзает и отпускает мои ноги и руки и суставы одновременно.

Узлы затянулись так сильно, что не развязать, и ей приходится разрезать их сверкающим лезвием охотничьего ножа, который она держит под матрацем со своей стороны на тот случай, если в дом ворвется какой-нибудь насильник.

Я лежу у нее на руках, как в колыбели, и тяжело дышу, я в полном изнеможении, обессиленный, боль в мышцах, костях и суставах постепенно проходит, слезы на лице высыхают, и она тихонько спрашивает:

— Тебе было хорошо?

И я шепчу ей в ответ:

— Просто хер знает как.

На следующее утро я появляюсь в редакции с утра пораньше этаким бодрячком и с новым компьютером под мыщкой, счастливый после моего рывка в Камбернолд через жилищный кооператив, а потом назад, после вечера с И. (я разочарован — мой новый суперсексуальный компьютер не произвел на нее никакого впечатления, но, видимо, компьютеры интересуют не всех, ну и насрать; если бы мне предложили на выбор — кого из двух прилэптопить, я бы выбрал ее), а затем возвращения на Чейн-стрит; И. настаивает, чтобы я уезжал пораньше, — боится, как бы среди соседей не начались разговоры. Я до того устал, что, хотя и умирал от нетерпения запустить свой новый лэптоп и убедиться, что «Деспот» на нем пойдет (наконец-то и на портативном! визжать хочется — просто оргазм какой-то!), но вместо этого уснул прямо на диванчике, а потом, сам не знаю как, перетащился на кровать и для разнообразия хорошо выспался. Я встаю с рассветом или же сразу после него и в кои-то веки прибываю в редакцию до начала рабочего дня, правда, Фрэнк уже там, и я собираюсь похвастаться перед ним своей обновкой, но он взволнованно смотрит на меня, хватает под руку и тащит от стола дежурного при входе, мимо стенда с объявлениями и старыми выпусками, останавливается в уголке и сообщает:

— Эдди хочет тебя видеть. У него там двое полицейских.

— Это что за новость? — спрашиваю я, ухмыляясь. — Опять Феттесгейт?

Феттесгейт — это небольшой скандал, в котором замешана полиция Лотиана; один голубой парнишка, который счел, что с ним поступают несправедливо, проник (с обескураживающей легкостью) в полицейское управление в Феттесе и скопировал там кучу неприятных для полиции документов.

— Нет, — говорит Фрэнк. — Тут явно что-то другое. Они ищут тебя.

— Меня?

— Да, именно тебя.

— Ты их знаешь?

— Нет.

— Хм-м.

Я знаю довольно много полицейских, и весьма высокопоставленных, так же точно я знаю адвокатов, юристов, докторов, политиков, чиновников и людей из всевозможных агентств. Подумаешь, дела.

— Ума не приложу, зачем я им понадобился. — Я пожимаю плечами. — У тебя есть какие-нибудь идеи?

У Фрэнка смущенный вид. Он бросает взгляд на дежурного за столом при входе и поворачивается к нему спиной. Он наклоняется прямо к моему уху и тихо говорит:

— Мораг перехватила несколько слов, когда они переговаривались по интеркому…

Я прикрываю рот ладонью и издаю театральный смешок. Я подозревал, что секретарша Эдди подслушивает своего шефа. Но до сего дня не знал, что она избрала Фрэнка в наперсники.

— Камерон, — говорит Фрэнк, еще больше понижая голос. — Они расследуют какие-то убийства.

Глава пятая

Открытый огонь

«Мерседес»-универсал едет по дорожке, урча и разбрызгивая черные лужи, скопившиеся под поникшими деревьями. Машина останавливается у глухого фронтона коттеджа, погруженного в темноту. Как только гаснут фары, ты включаешь прибор ночного видения. Он выходит из машины, держа в руках большую кожаную сумку, и направляется к дверям коттеджа. Это лысеющий человек средней комплекции, хотя и с брюшком и довольно полным лицом. Ты смотришь, как он открывает парадную дверь коттеджа. Он входит, включает свет в прихожей и закрывает за собой дверь. Ты слышишь, как с задержкой срабатывает сигнализация — короткий гудок, — и он тут же отключает ее. Дождь молотит вовсю, с деревьев срываются тяжелые капли. В задней части дома, на кухне, загорается свет.

  37