Последние отзывы

  14  

Амалфея пользовалась пустотелым рогом, собирая в него ягоды с кустов и плоды с диких деревьев. Она всегда набирала доверху, а по возвращении вытряхивала свою добычу, и та грудой вырастала в траве. Каким лакомством, каким пиром была кисловатая или медовая мякоть в погожие дни, у входа в пещеру!

Рог изобилия, о котором вы так мечтаете, по-прежнему в руках Амалфеи. Нимфе достаточно опрокинуть его и встряхнуть, чтобы оттуда посыпались плоды счастья. Но Амалфея расточает их только тем, в ком распознает моих сыновей — по какому-нибудь дару, который они непроизвольно делают ей, повинуясь душевному порыву, совершенно бескорыстно, даже бесцельно.

Амалфея — царская дочка. Она сообщила об этом, когда мне было семь лет, пояснив заодно, что такое царь. Да уж! Ну и сюрпризы порой преподносит нам жизнь! Ведь царская порода не всегда украшена венцом, порой она скрывается и под кургузым крестьянским платьем. По поступкам и по сердцу надо узнавать государей, а не по их убору, если не хочешь наделать ошибок.

Отца Амалфеи звали Мелиссеем, это он тогда правил на Крите. Его супруга, принадлежащая к первому поколению нимф, происходила от моего деда Урана. Из-за этого сыновья Мелиссея были смертными, а дочери нет. Амалфея и ее сестра Мелисса скучным дворцовым обязанностям предпочли простую сельскую жизнь. Мудрый царь-отец не стал их неволить и даже поздравил себя с этим, когда позже узнал, чему они посвятили свою свободу.

Этот Мелиссей был также первым человеком, который позаботился о жертвоприношении богам, обращая в дым (поскольку это единственный способ доставить подношения на небеса) несколько голов скота из своих стад и что-нибудь из прочего имущества.

Быть может, это повод напомнить вам, смертные, что жертвовать не значит обязательно убивать, как вы в конце концов решили. Жертвовать — значит с признательностью поделиться тем, что имеешь; не лишать себя всего, а лишь отделить часть и безвозмездно раздать в благодарность за то, что было тебе даровано.

Долгие годы мудрецы, которым сама мудрость мешала владеть чем-либо, и бедняки, лишенные Судьбами средств к существованию, питались мясом баранов и быков, которых приносили в жертву богам. И ни мудрец, ни бедняк не испытывали унижения от этих даров, да и царь не пыжился от гордыни, ведь вертела крутились в нашу честь. Это было отнюдь не милостыней, но всеобщим благодарением, где и государь, и жрец, и богатый, и убогий объединялись, чтобы почтить божественные даяния.

Если первые жертвы выбирались из домашнего скота, то лишь потому, что Мелиссей был царем-пастухом, а его богатство щипало полевую траву. Вы вполне можете следовать его примеру и не будучи владельцами стад. Благочестие ведь не в баране, а в самом подношении и его разделе.

В том и проявилось величие царя Мелиссея. Да будет чтимо его имя, избегнув забвения.

Отрочество. Тревоги и первые желания

Когда Амалфея сочла, что мой разум уже достаточно развит, она открыла мне, кто я такой, какое будущее мне уготовано и от каких опасностей я должен себя уберечь. Так начались годы ожидания, тревожные годы, соединившие конец моего детства с началом отрочества.

Я знал, что я бог, но пока не имел божественных возможностей. А потому направлял свое бесплодное нетерпение на то, чтобы ломать деревья, крушить камни или просто мечтать. Бесконечными часами сидел я в горах и, обхватив руками колени, глядел на сверкающее вдали море, воображая себе день, когда смогу наконец доказать миру, что я Зевс. Если только этот день когда-нибудь настанет...

В то же время я терзался страхами из-за угрозы, которую представлял для меня отец.

Ладно еще быть проглоченным во младенческой дреме. Но исчезнуть уже сформировавшимся, мыслящим, полным сил, воли, надежд... Ужасная перспектива. Никогда страх вернуться в небытие не бывает таким мучительным и навязчивым, как в этом переходном возрасте, когда существо, уже сознавая скрытые в нем силы, еще не может ими полностью распоряжаться.

Ночи стали моей пыткой. Изводивший меня страх не давал уснуть. Иногда я внезапно просыпался, задыхаясь, и чувствовал себя совершенно разбитым.

Амалфея видела, как я мучаюсь, и сама страдала оттого, что ничем не может помочь.

Забывчивые взрослые, не говорите, что отрочество — чудесная пора. А если оно вам и впрямь кажется таким, значит, вы мало что сделали в зрелости.

Все в моей судьбе казалось мне несправедливым. Я не знал своей матери. Чтобы не подвергать опасности ни меня, ни себя, она больше не возвращалась. Я был ребенком, оставленным на попечение природы, и чувствовал себя обездоленным и одиноким. У меня не было друзей; я и не мог их иметь, и не хотел. Остров казался мне тюрьмой, я только и ждал, когда смогу вырваться оттуда.

  14