Особенно,... 
116 
Так тонул земной мир. Карающая вода заглушила крики людей в их людоедских устах; раздутые тела плыли по огромному Стиксу. Умолкли все звуки жизни. Не было больше ничего, кроме неустанного стука тугих, тяжелых капель, бьющих по жидкой поверхности.
День... два... шесть дней... восемь... девять... Несколько редких горных вершин торчали из воды, где сумели спастись самые ловкие из животных. С высоты Кавказа промокший Прометей пытался встревоженным взглядом пронзить сумрак.
Наконец на девятый вечер дождь прекратился. Тучи поредели, и утром колесница Гелиоса вновь появилась на небе. По необъятной жидкой глади, словно дрейфуя в бесконечность, плыли только Девкалион и Пирра в своем сундуке.
Они исчерпали все запасы; остался всего один голубь, которого Пирра собиралась убить для последней трапезы.
— Пока не приноси его в жертву, — попросил Девкалион. — Он спасся с нами; сохраним ему жизнь и будем надеяться.
Он поднял крышку сундука и залюбовался светом. Потом выпустил голубя.
Через какое-то время тот вернулся, принеся в клюве оливковую ветвь.
— Вода опускается, — сказал Девкалион. — Появилась верхушка дерева. Будем надеяться.
Вечером сундук наткнулся на какую-то горную вершину и остановился: они достигли Парнаса.
Они прождали всю следующую ночь, чтобы Мать-Земля частично впитала покрывшую ее хлябь — то был Понт, морской накат, ее давний любовник, вновь обретенный для краткого соития. Всякий раз, когда небесные мужские силы приходят в расстройство, праматерь пользуется этим, чтобы распутничать... Потом Девкалион и Пирра вышли из сундука, и им послышалось, будто кто-то трубит в раковину: это Тритон, сын Посейдона, созывал воды. А вскоре они увидели, как волны схлынули к подножиям гор, освободив долины и обнажив равнины. Реки вернулись в свои берега и вновь потекли в море.
Девкалион обернулся к Пирре.
— Жена моя, сестра моя, да, мы спасены, — произнес он. — Но взгляни на это опустошение и вслушайся в эту тишину. Ни крика, ни голоса, ни звука жернова, мелющего зерно, ни косы, срезающей траву. Я вижу только слизняков, выползающих из ила, нескольких птиц, летящих к нам, да животных, боящихся спуститься с деревьев; я узнаю Грецию, но не вижу людей. Жена моя, сестра моя, весь человеческий род погиб, мы остались одни!
Девкалион преклонил колена в грязи и воззвал к богам:
— О вы, бессмертные силы, оживляющие Вселенную, и ты, великий Зевс, правящий ими, вы пощадили меня. Направьте же мои шаги и внушите мне, что делать.
С мокрой высоты Олимпа я тоже взирал на мир со скорбью.
«О люди, мои люди, — думал я, — ну зачем вы вынудили Судьбы уничтожить вас? Как же богам будет уныло и одиноко без вас!»
Тут-то я и заметил Девкалиона на горе, прямо напротив, и услышал его голос. Меня обуяла радость.
Я тотчас же призвал Фемиду и указал ей на спасшегося человека.
— Ступай, моя возлюбленная, и жди его в своем храме на берегу Сефиса; ибо Девкалион — праведник и потому в первую очередь захочет узнать веление Закона. Дай ему то, что он попросит. Пусть с тобою пойдет Гермес.
В самом деле, Девкалион, увязая по колено в желтоватом иле, направился к храму Фемиды. Он едва узнал его просевшие стены, обрушившийся фронтон, намокший и холодный алтарь. Они с женой вскарабкались по ступеням и пали ниц. Девкалион сказал:
— О богиня! Продиктуй мне свои повеления, ибо человек никогда не нуждается в правилах больше, чем когда предоставлен самому себе.
И тут посреди храма явились Гермес с Фемидой, оба такие прекрасные: он — юный, ловкий, с крылышками на сандалиях и жезлом в руке, она — статная и прямая в своей спокойной наготе. Их дивное сияние затмило все царившее вокруг опустошение.
— Выскажи свое желание, Девкалион, — повелел Гермес, — и оно будет исполнено. Так решил мой отец.
Девкалион мог бы ответить: «Сделай меня подобным вам, возьми меня к богам, и пусть этот кошмар закончится». Я ведь обещал, и я бы выполнил это.
Но нет, Девкалиону нравился его человеческий удел.
— Я бы хотел, — начал он, — чтобы мы больше не оставались одни. Я бы хотел товарищей. Пусть человеческий род возобновится.
Тогда Фемида, пристально вглядываясь в даль времен, изрекла свой приговор:
— Когда ты и твоя супруга отдалитесь от моего храма, развяжите ваши пояса и бросайте за спину кости вашей матери. И ваше желание исполнится.
Великий лучезарный свет померк, и Фемида с Гермесом исчезли.
116 
