20 
— Нет, — сказал Френсик. — Этого не будет. Не дам я тебе Пипера никуда втискивать.
— Слушай, лапочка, — сказала Соня, — давай ковать железо, пока горячо. Заявит Пипер на всю Англию, что он автор «Девства» — и вляпался обеими ногами.
Френсик бросил на нее осуждающий взгляд.
— Вляпался обеими ногами? Чудесно. Ай да мы, не хуже мафии. И пожалуйста, не зови меня «лапочкой». Как угодно, только не «лапочкой». А насчет заявлений на всю Англию — как, по-твоему, это очень понравится Кэдволладайну и его безымянному клиенту?
— Кэдволладайн в принципе согласился на дублера, — сказала Соня. — Какие у него могут быть претензии?
— Есть, знаешь ли, разница между «в принципе» и «на деле», — заметил Френсик. — Он всего-то навсего обещал снестись по этому поводу с клиентом.
— Ну и что же?
— Пока ничего, — сказал Френсик, — и я даже как-то надеюсь, что тот запретит. По крайней мере хоть перестану разрываться между совестью и корыстью.
Но не суждено ему было перестать разрываться. Через полчаса пришла телеграмма:
КЛИЕНТ СОГЛАСЕН ЗАМЕЩЕНИЕ ТЧК АНОНИМНОСТЬ ПРЕВЫШЕ ВСЕГО КЭДВОЛЛАДАЙН.
— Теперь что хотим, то и делаем, — сказала Соня. — Пойду соглашусь за Пипера выступать в среду и попробую устроить очерк о нем в «Гардиан». А ты давай к Джефри, чтоб сегодня обстряпать договор на «Поиски».
— Не так-то это просто, — сказал Френсик. — Джефри ведь думает, что Пипер написал «Девство», а Пипер «Девства» не только не писал, но даже и не читал…
— Вот и поведи его обедать, поднакачай, а там уж…
— Слушай, — сказал Френсик, — ты, может, это — займешься киднэппингом? У тебя получится.
* * *
Между тем Пипера вовсе не нужно было накачивать. Он пребывал в блаженном состоянии духа, обосновался у Сони в кабинете и многозначительно поглядывал на нее, пока она звонила туда-сюда, предлагая ежедневным газетам интервью с автором проданного за неслыханную цену романа «Девства ради помедлите о мужчины». По соседству Френсик занимался обычными делами. Он позвонил Джефри Коркадилу, договорился, что Пипер подъедет во второй половине дня, рассеянно выслушал скулеж двух авторов, бившихся над сюжетом, постарался их убедить, что все образуется, и отмахивался от своей интуиции, которая подсказывала ему, что с Пипером фирма «Френсик и Футл» зарвалась, Наконец, когда Пипер пошел в уборную, Френсик перехватил Соню.
— Чего это? — по-заокеански лаконично спросил он, выдавая тем самым свое смятение.
— «Гардиан» согласилась взять у него интервью завтра, а из «Телеграфа» говорят…
— Я про Пипера. Чего это он ухмыляется и глаза пучит?
Соня улыбнулась.
— А тебе в голову не приходило, что он, может быть, ко мне неравнодушен?
— Нет, — сказал Френсик. — Что другое, а это, упаси бог, не приходило.
— Тогда исчезни, — сказала Соня, перестав улыбаться. Френсик исчез и поразмыслил над этой нежданной и ошеломительной новостью. Он привык твердо полагать, что для нормальных мужчин Соня интереса не представляет, неравнодушен к ней один Хатчмейер, а Хатчмейер разбирался в книгах и женщинах, как свинья в апельсинах. Если Пипер в нее скоропалительно влюбился, то это совсем запутывало ситуацию, и без того, на взгляд Френсика, достаточно запутанную. Он сел за стол, соображая, что ему сулит влюбленность Пипера.
— Зато теперь мое дело сторона, — проворчал он и снова сунул нос в соседний кабинет. Но Пипер был уже там и глядел на Соню обожающим взором. Френсик вернулся к себе и позвонил ей. — Попался голубок, — сказал он. — Корми его с рук, ставь корытце и укладывай, если угодно, к себе в постельку. Человек одурел.
— Хочешь — ревнуй, не хочешь — не ревнуй, — отозвалась Соня, улыбаясь при этом Пиперу.
— Просто умываю руки, — возразил Френсик. — Не желаю участвовать в растлении невинности.
— Претит? — поддразнила Соня.
— Чрезвычайно, — ответил Френсик и положил трубку.
— Кто это звонил? — спросил Пипер.
— Так, один редактор издательства «Хейнеманн». У него ко мне слабость.
— Хм, — буркнул Пипер.
И пока Френсик обедал у себя в клубе, что бывало лишь, когда ущемляли его личность, тщеславие или остаток мужского достоинства, Соня потащила одурелого Пипера в «Уилерз» и пичкала его мартини, рейнским, лососиной и своим объемистым обаянием. За обедом он успел на разные лады сообщить ей, что она — первая женщина в его жизни, чья неотразимая физическая привлекательность равна духовной, женщина, созданная для него и к тому же сознающая истинную природу творческого акта. Соня отнюдь не привыкла к таким пылким изъяснениям. Дотоле редкие попытки соблазнить ее были немногословны и обычно ограничивались вопросом, даст она или не даст, так что методика Пипера, почти целиком заимствованная у Ганса Касторпа из «Волшебной горы» и для пущей живости сдобренная Лоуренсом, показалась ей обворожительной. Есть в нем что-то старомодное, решила она, и так это мило, так непривычно. К тому же Пипер, изнуренный писательскими трудами, был все же представителен и не лишен угловатого шарма, а Соне с ее комплекцией угловатый шарм требовался в самом неограниченном количестве. Словом, такси до Коркадилов ловила вконец раскрасневшаяся и разомлевшая Соня.
20 
