Последние отзывы

  50  

На китобойце люди заволновались: кто же теперь на «Пингвине» старпомом будет?

— Нашего штурмана назначат, — уверенно сказал Черноскул. Он что-то знал, но скрывал от нас. — Как вы думаете — Выдревич подойдет?

По хлопотливому характеру и умению обо всех заботиться Выдревич годился в старпомы, но ведь он третий штурман и к тому же слишком молод.

— Подойдет, — ответил я, все же не понимая, почему не называется моя фамилия.

Днем меня срочно затребовал к себе капитан-директор. «Пингвину» пришлось подойти к флагману и высадить меня в корзине на «Салют».

Капитан-директор принял меня в салоне.

— Садитесь, Товарищ Шиляев, — пригласил он. — Я вас вызвал для серьезного разговора. Знаю, что командовали «морским охотником»… И мне известно о вашем. стремлении познать китобойное дело. Появилась возможность отличиться. Сегодняшним приказом капитан и радист «Косатки» будут списаны с судна и понижены в должности. Экипаж этого китобойца, нужно сказать, разболтан сверх меры. Сумеете навести порядок на «Косатке» и наладить промысел?

Я немало наслышался об экипаже «Косатки». Капитаном на этом судне плавал нелюдимый и желчный человек, а гарпунером был нервный крикун — дальневосточник Захар Кротов, который до войны самостоятельно не охотился на китов, ходил лишь в помощниках прославленного гарпунера. Почти все люди на «Косатке» не ладили между собой и жаловались друг на друга. Недавно с этим судном случилось невероятное в условиях Антарктики: уйдя на промысел, оно не откликалось на радиозапросы более семи часов. Капитан-директор. встревожился: не раздавлено ли судно айсбергом?

Опросив моряков, видевших в этот день «Косатку», капитан-директор послал на поиски пять китобойцев. И вдруг во время ужина послышался голос радиста «пропавшего» судна. Оказывается, на «Косатке» никто не заметил, как отключилась антенна. Такая беспечность, конечно, вызвала гром и молнии.

После недолгого молчания под взглядом капитан-директора я ответил:

— Честно скажу, — не рвусь в капитаны «Косатки», На военном корабле налаживать дисциплину проще — там помогают старшины и боевой устав, а здесь… не знаешь, от какой печки плясать.

— Если есть опыт работы с людьми, то найдете эту печку. В общем, сегодня вы попадаете в приказ. Думаю, что на «Косатке» придется еще кое-какие замены сделать. Приглядитесь к экипажу. На первых порах пойду навстречу, а потом — не взыщите, потребую не только дисциплины, но и выполнения промыслового плана.

— Понятно. Когда прикажете приступить к исполнению обязанностей?

— Сегодня, как только сдадите дела на «Пингвине». Прошу не терять времени на митинги по случаю отбытия и прибытия. Сразу берите быка за рога — отправляйтесь на промысел. Во время охоты вам станет ясно, что надо сделать в первую очередь.

* * *

Как многие люди, я не люблю резких перемен в жизни. Рутинер, сидящий во мне, принялся наговаривать: «Лучше бы тебе остаться на старом месте. Зачем менять привычное, к чему уже притерпелся? Новое, кроме лишних забот, суеты и трепки нервов, ничего не принесет».

Мне очень не хотелось уходить с «Пингвина», но на море не принято нарушать приказы.

В первый день на новом судне я вел себя как наблюдатель. Предложив вахтенному штурману идти на поиск китов, я остался на мостике, но выбрал такое место, чтобы никому не мешать. Пусть все здесь идет так, как было вчера и позавчера, тогда видней будет, что надо изменить.

На левом крыле мостика стоял гарпунер Захар Кротов. Это был приземистый, широкоплечий, с чуть кривоватыми ногами мужчина, одетый в деревенский нагольный полушубок, меховые штаны и валенки, оклеенные красной резиной. Обветренные скулы на его плохо выбритом лице выступали так, что находились в одной плоскости с хрящеватым, тонким носом. Небольшие глаза утопали под выпуклым лбом. Во время наблюдений за горизонтом они превращались в щелочки. Тонкие губы гарпунера выдавали его неуживчивый характер: они то и дело кривились, змеисто вздергивались, обнажая неприятные розовые десны и мелкие стертые зубы.

Моя отчужденность и молчание не нравились Кротову, он недовольно косился в мою сторону и наконец, не вытерпев, крикнул марсовому матросу:

— Эй, Чувахин! Почему молчишь? Заснул, что ли?

— Заснул, как же! — обиженно ответил бочкарь. — Может, сам заберешься в бочку поспать?

Опасаясь, что невоздержанный на язык матрос нагрубит, старпом, стоявший за машинным, телеграфом, поспешил сказать:

  50