Вздыхая и кашляя, старики беспокойно переглянулись. Первый сказал:
– Старость. Куда же мы пойдем? Мы слишком стары, чтобы скитаться по дорогам в поисках работы и крыши над головой.
– Старость, – подхватил второй. – Когда ты стар, удобно все, что не беспокоит. Холод, темнота и скука – они для пас уже привычны, а вот тепло, весна, песни – они будут мешать и тревожить. Есть вещи и похуже, чем жить с Хаггардом. Третий сказал:
– Хаггард старше нас. Со временем в этой стране будет править Принц Лир, и я хочу дожить до этого дня. Мальчик нравился мне с малых лет.
Молли вдруг поняла, что вовсе не голодна. Она смотрела на стариков, на их морщинистые лица и шеи, прислушивалась к звукам, с которыми они поглощали суп, и вдруг обрадовалась, что Король Хаггард всегда ест в одиночестве. Молли неизбежно начинала заботиться о тех, кого кормила. Она осторожно спросила их: – А вы слышали, что Принц Лир вовсе не усыновленный племянник Хаггарда?
Ни один из стражников не выказал ни малейшего удивления.
– Э, – ответил старший, – мы слыхали эту историю. Может, она и верна, ведь Принц Лир совсем непохож на Короля Хаггарда. Но что из того? Пусть лучше страной правит украденный подкидыш, чем истинный сын Хаггарда.
– Но если Принца выкрали из Хагсгейта, – воскликнула Молли, – тогда он может осуществить наложенное на замок проклятие! – И она повторила произнесенные Дринном в Хагсгейтской гостинице стихи:
Будет замок сокрушен Тем, кто в Хагсгейте рожден.
Но старики затрясли головами, обнажив в улыбке зубы, столь же ржавые, как их шлемы и панцири.
– Кто угодно, только не Принц Лир, – сказал третий. – Принц может убить тысячу драконов, но сравнять замок с землей, низвергнусь Короля – нет, это не в его натуре. Он почтительный сын и хочет, увы, лишь быть достойным человека, которого зовет отцом. Только не Принц Лир. В пророчестве имеется в виду кто-то другой.
– Но даже если Принц Лир и есть тот, – добавил второй, – тот, о котором говорится в пророчестве, все равно его ждет неудача – ведь от печальной участи Короля Хаггарда хранит Красный Бык.
С этими словами, накрыв лица своей дикой тенью и остудив своим дыханием добрый горячий суп, в комнату влетело молчание, котик в осенней шубе перестал мурлыкать на коленях у Молли, съежился огонь в очаге. Холодные стены кухни, казалось, сошлись совсем близко.
До сих пор молчавший четвертый стражник проговорил:
– В нем-то и заключается настоящая причина того, что мы остаемся у Хаггарда. Он не хочет, чтобы мы ушли, а желания Короля Хаггарда – закон для Красного Быка. Мы в услужении у Хаггарда и в заточении у Красного Быка.
Молли, все так же продолжая гладить кота, внезапно сдавленным голосом спросила: – Как связаны Красный Бык и Король Хаггард? Ответил старший:
– Мы не знаем. Бык был здесь всегда. Он – армия Хаггарда и крепость, его сила и источник ее и, должно быть, его единственный товарищ, ибо, уверен я, Король спускается по тайной лестнице в логово Быка. Но повинуется ли Бык Хаггарду из сочувствия или по желанию и кто хозяин – король или бык, этого мы не знаем.
Четвертый стражник, самый молодой из всех, наклонился к Молли, его слезящиеся розовые глаза внезапно ожили. Он сказал:
– Красный Бык – это демон, и когда-нибудь он получит плату за службу Хаггарду – его самого.
Его прервал другой, утверждавший, что наиболее достоверные свидетельства гласят, будто Красный Бык – это заколдованный раб Короля Хаггарда и останется им, пока не разорвет чары и не уничтожит своего повелителя. Они начали спорить, расплескивая суп из тарелок.
Потом Молли спросила негромко, но все застыли: – А вы знаете, что такое единорог? Вы когда-нибудь видели хоть одного?
Из всего живого в комнате лишь кот и молчание смотрели на нее с каким-то пониманием. Четверо стариков моргали, рыгали, терли глаза. Где-то в глубине беспокойно заворочался спящий Бык.
Когда обед закончился, солдаты отсалютовали Молли Отраве и покинули кухню, двое отправились спать, а двое под дождь – нести ночной караул. Старший подождал, пока не вышли остальные, и тихо сказал Молли:
– Береги Леди Амальтею. Она так прекрасна, что, когда появилась в замке, даже этот проклятый замок тоже стал прекрасным, как Луна, хотя на самом деле Луна тоже всего лишь камень. Она задержалась здесь слишком долго. И хотя она прекрасна, да, но ее красота уже не в силах преобразить эти залы. – Он вздохнул, и долгий этот вздох, постарев, стал визгом. – Такую красоту я знаю, – сказал он, – но той, прежней, я никогда не встречал. Береги ее. Ей надо уйти отсюда.