Поэты занимаются этим на протяжении веков. Это — единственная польза, которую они приносят обществу; если бы завтра все поэты исчезли, общество просуществовало бы не дольше их мертвых книг и живых воспоминаний об их поэзии.
Такова «роль» поэта сейчас, в двадцатом веке. Лгать. Днубиетна писал:
Если открою вам правду,
Вы не поверите мне.
Если скажу: нет никого,
Кто слал бы нам с воздуха смерть, и злого умысла нет,
Который нас гнал бы под землю, то вы рассмеетесь,
Словно дернул я ниточку, и восковый рот
Трагической маски моей расплылся в улыбке -
Улыбке для вас. А для меня ее суть -
Геометрическое место точек
y=a/2(ex/a+e-x/a).
Однажды на улице Фаусто наткнулся на инженера-поэта. Днубиетна был пьян, и теперь, поскольку опьянение проходило, возвращался к месту попойки. Неразборчивый в средствах торговец по имени Тифкира хранил у себя запас вина. В то воскресенье шел дождь. Погода стояла отвратительная, налетов было немного. Два молодых человека встретились у развалин маленькой церквушки. Исповедальню рассекло пополам, но какая половина осталась — священника или прихожанина — Фаусто определить не мог. Слепящее серое пятно солнца — в дюжины раз большее, чем обычно — показалось за дождевыми тучами на полпути вниз из зенита. Достаточно яркое — еще чуть-чуть, и оно стало бы создавать тени. Но свет падал из-за Днубиетны, и черты инженерова лица различались с трудом. На нем были запачканные грязью хаки и синяя рабочая кепка; на обоих падали крупные капли дождя.
Днубиетна мотнул головой в сторону церкви.
— Ты был там, а, священник?
— На обедне — нет. — Они не виделись целый месяц. Но к чему рассказывать друг другу новости?
— Пойдем. Выпьем. Как Елена с малышкой?
— Нормально.
— Мараттова опять беременна. Не скучаешь по холостяцкой жизни?
Они шли по узкой мощеной булыжником улочке, скользкой от дождя. По обе стороны лежали кучи обломков, стояло несколько уцелевших стен и крылец. Ручейки каменной пыли, матовые на фоне сияющего булыжника, беспорядочно кроили мостовую. Солнце еще больше приблизилось к своей реальной форме. За ними тянулись хилые тени. Дождь все еще моросил.
— Или, женившись до войны, — продолжал Днубиетна, — ты приравниваешь холостяцкую жизнь к миру?
— Мир, — сказал Фаусто. — Странное слово. Они пробирались через разбросанные куски кирпичной кладки.
— Сильвана, — запел Днубиетна, — в красной нижней юбке/Вернись, вернись/Мое сердце можешь оставить себе/ Но верни деньги…
— Тебе надо жениться, — скорбно произнес Фаусто, — а так, это не честно.
— Поэзия и техника не имеют ничего общего с семейной жизнью.
— Мы давно не спорили, — вспомнил Фаусто, — уже несколько месяцев.
— Здесь. — Поднимая облака цементной пыли, они спустились по лестнице, которая вела под все еще относительно невредимое здание. Завыли сирены. В комнате на столе спал Тифкира. В углу две девушки апатично играли в карты. Днубиетна на мгновение исчез за стойкой и появился оттуда с бутылочкой. От упавшей на соседней улице бомбы затрещали потолочные балки, закачалась висевшая в комнате масляная лампа.
— Мне пора спать, — сказал Фаусто. — Вечером на работу.
— Угрызения совести любящей половины мужа, — вставил Днубиетна, разливая вино. Девушки подняли глаза. — Это такая униформа, — доверительно сообщил он, и это прозвучало столь забавно, что Фаусто пришлось рассмеяться. Вскоре они перебрались за стол девушек. Разговор то и дело прерывался: почти прямо над ними находилась артиллерийская позиция. Девушки были профессионалками и пытались делать Фаусто и Днубиетне непристойные предложения.
— Бесполезно, — сказал Днубиетна. — Я платить не стану, а этот женат и к тому же — священник. — Трое засмеялись, захмелевший Фаусто не развеселился.
— Это давно в прошлом, — тихо сказал он.
— Священник — это надолго, — возразил Днубиетна. — Давай, благослови вино. Освяти его. Сегодня воскресенье, а ты не был на обедне.
Над их головами «Бофорсы» начали прерывисто и оглушительно кашлять — два выстрела в секунду. Четверо сосредоточенно пили вино. Упала очередная бомба.
— Вилка! — выкрикнул Днубиетна, перекрывая огонь зениток. В Валетте это слово лишилось своих значений. Тифкира проснулся.
— Крадете мое вино! — закричал хозяин. Он споткнулся, налетел на стену и прислонился к ней лбом. Потом принялся тщательно расчесывать под майкой волосатую спину и живот. — Могли бы меня угостить.