Особенно,... 
96 
Все это делало жизнь Светланы в Заячьем колке на редкость сложной: напряженной, беспокойной, выматывающей силы и одновременно очень интересной, увлекательной; грязной, гнетущей, тоскливой и одновременно полной неожиданных радостей, любви и надежд. Вот эта необычайная особенность степной жизни и составляла ее главную прелесть. Светлана, еще не верившая в то, что свыкнется со степью, между тем уже чувствовала эту прелесть всем сердцем.
В последние горячие дни Светлана сильно похудела, и, вероятно, от этого точно погасли в ее облике те юные, почти детские черты, за которые все звали ее не иначе, как Светочкой, а Леонид, кроме того, еще и «маленькой»; на весеннем солнце и степном ветру она еще сильнее загорела и обветрилась; ее черные брови и легчайшие вьющиеся локоны слегка выгорели и побронзовели, ее тихие глаза стали чуточку строже… Такие перемены сделали Светлану, может быть, менее нежной, но зато она уже никогда, даже при сильной усталости, не казалась слабенькой и беззащитной: при разговоре она стала нередко применять короткие, рубящие жесты, в ее негромком голосе иногда звучали позванивающие нотки, в ее взгляде все чаще и чаще мелькал огонек решимости… Она лишилась очаровательной красоты юности и точно готовилась засветиться какой-то новой, более яркой красотой.
…На последней загонке, самой ближней к Заячьему колку, Светлана замеряла дневную выработку два раза и каждый раз удивленно пожимала плечами: как ни считай, а получалось, что сменщик Соболя молоденький тракторист Федя Бражкин и Леонид, работавший на прицепе, вспахали восемь гектаров. «Не может быть! Это уж из чудес чудо!» — не веря своим глазам, подумала Светлана в стала поджидать трактор, которому оставалось пройти еще около километра по загонке.
Здесь у Светланы вдруг выдались свободные минуты, и она немедленно отдала их мыслям о Леониде. Все последние дни он особенно радовал Светлану своей любовью. Наедине им, правда, не удавалось бывать, но при каждой коротенькой встрече Леонид успевал и обласкать ее взглядом и сказать такие слова, которые, казалось, и созданы-то были лишь для нее… В эти дни она совсем перестала бояться за свое счастье. Галина Хмельно больше не появлялась, и Светлана перестала думать о бесстыжей казачке. Но Леонид вместе с тем и тревожил Светлану: видимо, считая себя виноватым в том, что в бригаде не хватало людей, он был на ногах уже пятую смену. Работал то на тракторе, то на прицепе, а когда его подменяли, чтобы дать возможность уснуть, он все равно не уходил с клетки; за молодыми, неопытными трактористами нужен был глаз да глаз. Спал по нескольку минут только во время обеденного перерыва: уснет, как свистнет, — и опять на ногах. Вся бригада поражалась его выносливости и азарту в работе. Но Светлана больше, чем кто-либо, примечала, как изнуряется Леонид, еще недостаточно окрепший после болезни.
Светлана бросилась к трактору в то время, когда он был еще в борозде, а затем пошла с ним рядом к поворотной полосе, тревожно всматриваясь в лицо Леонида за стеклом кабины: он почему-то поменялся местом с Федей.
Выйдя из борозды, Леонид сразу же приглушил трактор и, открыв дверку, со слабой улыбкой спросил Светлану:
— Замерила? Ну как?
— Леонид, это же чудо! — закричала в ответ Светлана.
— Никаких чудес! Разве не видишь? — Он кивнул на прицеп. — Мы сегодня поставили четыре корпуса. Для пробы. И ничего, здорово тянул! Отошла, согрелась земля!
Соскочивший с прицепа Федя Бражкин, подходя, растирая скрюченные и застывшие пальцы, сказал:
— Кончено страдание, Светочка! Пашем на четырех!
— Правильно, отстрадали! — подхватил Леонид восторженно, но не своим, слабым голосом. — Сейчас ставим на все остальные плуги по четыре корпуса и за ночь дадим сорок гектаров! Вот и выйдет, что все тракторы у нас в строю!
И только теперь Светлана разглядела: Леонид так ослаб, что едва сидит; стоит ему оторваться от рычагов — он упадет. Все его грязное, исхудавшее, небритое лицо, воспаленный, вялый взгляд выражали беспредельную усталость; он пытался улыбаться, чтобы скрыть эту усталость, но это было наивной хитростью.
— Я не могу смотреть на тебя! — вдруг негромко воскликнула Светлана, совсем забывая о присутствии Феди Бражкина, и потянулась руками к кабине. — Что ты делаешь? Нельзя же так! Опомнись! И почему у тебя царапина на виске?
— Это… чепуха! — смущенно отмахнулся Леонид.
96 
