Последние отзывы

  44  

— Срочное, — не моргнув глазом, ответил Соболь.

— Может, и очень важное?

— Очень…

— Слыхала, Тоня? — Лукерья Власьевна, не утерпев, даже коротенько. засмеялась, наслаждаясь явным своим преимуществом в разговоре с гостем. — Какое же, интересно знать, у тебя дело?

Кажись, ничего и не оставлял у нас, когда ударился в бега за хорошей жизнью?

— Зря вы, Лукерья Власьевна, корите меня за то, что я сбежал отсюда, — как и вначале, очень мирно ответил Ванька Соболь. — Сами знаете, до меня половина села сбежала! И даже, как мне помнится, кое-кто из ваших родных. Верно, да? А ведь я, если на то пошло, крепче многих держался и сбежал, можно сказать, самым последним… Опять же и вернулся самым первым! Выходит, я еще получше других!

— Хвались, хвались! Конечно, самый что ни на есть сознательный! — с издевкой воскликнула Лукерья Власьевна. — Бросил трактор в борозде—и давай бог ноги! А мы тут как окаянные за всех вас гни хребты! Через таких вот, как ты, все хозяйство рухнуло!

— Не мы здесь виноваты, — угрюмо возразил Соболь.

— А кто же?

— Поищите виновных в другом месте.

— Мне лучше видать тех, какие поближе! — сказала Лукерья Власьевна. — Как ни говори, а не разбежались бы, побольше думали о колхозе, так. и не дожили бы до этого…

— Что же мне делать было здесь? — спросил Соболь. — Два года чертоломил на тракторе день и ночь, глотал пыль до тошноты, а получал вот что! — Он сунул в сторону хозяйки шиш. — Укусишь его? Огородом заниматься да на базар бегать, как другим, мне некогда было… А старики мои, сами знаете, едва ходят… Вот и дожил, что ножки съежил! Подходит зима, а за все мои труды, за все мои бессонные ночи дают мешок высевок — посыпать курам! Да у кого же стерпит сердце?

— А как у нас терпело?

— Некуда было деваться — вот и терпело.

Намеренно пропуская мимо ушей это последнее замечание, потому что оно было горькой правдой, Лукерья Власьевна воскликнула, возвращаясь к прежней, сильной позиции:

— Ишь ты, расхвалился! Последним сбежал и вернулся самым первым! Сознательный! Чисто святой! — Она покосилась на дочь, усмехнулась ей и затем спросила: — А сколько ты, сознательный, хапнул за то, что взял комсомольскую путёвочку и записался в новоселы?

— Я денег не просил, — твердо ответил Ванька Соболь, — а дали — взял: не часто нашему брату дают.

— Прямо скажи: содрал с государства!

— Оно само дало.

— А ты и взял без всякого стыда?

— Взял! Государство с меня тоже брало немало, — ответил Соболь и сумрачно опустил глаза. — Не мог я сейчас отказаться от денег! Они мне нужны. Если хотите знать, я и на самом деле теперь новосел: совсем заново жизнь здесь начинаю. — Он поднял голову и смело взглянул в лицо хозяйки. — Вот вы говорили, Лукерья Власьевна, что вам трудно было… А бежать из родного села, думаете, легко? Бросаешь все: дом, родителей, которые доживают век, скворечню над воротами, которую сделал сам, любимый тополь у окна!.. Все бросаешь! Может, даже свое счастье!.. Бежишь из родного села, а у самого все сердце в крови! А на чужой стороне, думаете, сладко? Я под землей работал, в шахтах. А душа моя то и знай на волю рвалась! Только, бывало, и думаешь о селе, о степи, о хлебах… Иной раз так захочется пройтись по пшенице, что даже слеза прошибет! Все бы отдал, дай только помять в руках колосья да пожевать свежее зерно! Вот как, Лукерья Власьевна, жилось в городе! А теперь возвращаешься к разбитому корыту… Чем же я не новосел? Чем я богаче своего деда, который в старые годы первым селился на этом месте? Возвращаешься — и не знаешь, может, уже вся жизнь твоя навсегда поломана!

Он перевел взгляд на Тоню и добавил е грустью:

— Всем нелегко было.

— Думаешь, теперь полегчает? — спросила Лукерья Власьевна, хорошо понимая, о чем говорил Соболь, обращаясь к Тоне, но делая вид, что разговор не касается дочери.

— Обязательно легче станет! — убежденно ответил Соболь. — Да оно ведь, пожалуй, уже и стало легче. Налогов-то вон сколько скостили. Дышать можно. А трактористам теперь, как и рабочим, верный заработок. Милое дело! Теперь-то я знаю: что заработаю, то и получу. Я могу планировать свою жизнь, как мне надо… Да разве бы я убежал из родного села, от любимого дела, если бы всегда так было? Вот погодите, теперь и в колхозах наведут порядок. Еще осенью я сразу учуял, что жизнь-то вот так, как баранку, крутанули и теперь она пойдет другой дорогой. Ну, меня тут же и потянуло домой. А теперь, я знаю, уже многих тянет!

  44