С минуту дружки невесело молчали, потом Васька Хаяров, быстро, по-гусиному вытянув над бутылками шею, сказал жалобно:
— Ведь нас же выгонят в степь!
— Ну и что же? Поедем!
— Значит, ишачить будем на целине?
— Не сдохнем. Недолго.
Согбенная фигура Степана Дерябы вновь точно одеревенела за столом. Весь вечер никто из дружков не решался мешать его думам: среди этих людей, не признающих всеми принятой дисциплины, была своя, особая, очень суровая дисциплина.
III
Расчет Леонида Багрянова оказался совершенно точным: утром в знак протеста против его назначения. Степан Деряба демонстративно, буйно и бесповоротно отказался от «руководства» бригадой. По его команде мгновенно взбунтовались и все его приятели-собутыльники, которых он собрал вокруг себя еще по дороге на Алтай. Они с гвалтом ворвались в бухгалтерию станции и, перепугав там всех насмерть, вытребовали свои документы. Некоторые из них, вероятно тоже не без команды Дерябы, тут же скрылись из Залесихи. К полудню в бригаде остались лишь те пареньки и девушки, которые не составляли личной свиты Дерябы: они были и напуганы и обрадованы тем, что произошло.
Илья Ильич Краснюк не раз хватался за волосы от досады, что накануне, поддавшись желанию избавиться от Багрянова, он в спешке да волнении не подумал, как может отнестись к его назначению Степан Деряба. Он понимал, что Багрянов-то, конечно, все это предвидел, потому и попросился на место Репки. Назойливый москвич добивался изгнания Дерябы, а добился большего — разгрома всей его бригады. Илья Ильич был взбешен от своей оплошности и коварства Багрянова.
Необычное событие встревожило и всех остальных руководителей станции. В течение дня они не один раз собирались в кабинете Ильи Ильича. Судили-рядили на все лады: некоторые побаивались, что слух о развале целинной бригады, да еще накануне выхода в степь, может быстро дойти не только до районного центра, но и до Барнаула и всюду произвести неблагоприятное впечатление. В этих беседах вскоре определились, а затем и столкнулись два мнения: Краснюка и Зимы. Директор предлагал принять все меры к тому, чтобы восстановить бригаду во главе с Дерябой и сделать вид, будто ничего и не было, главный агроном решительно, даже слегка озлобляясь, возражал против такого плана. Схватываться начали они еще при людях, а уж как следует заспорили наедине.
Они стояли друг перед другом у стола.
— Значит, вы предлагаете пойти на поклон к пьянице и хапуге? — спросил Зима, впиваясь темным, прожигающим взглядом в Краснюка. — Идите. Деряба, конечно, ждет вас: поважничать он любит. Только не забудьте прихватить с собой четверть водки!
— Оставьте ваши глупости! — повысил голос Краснюк.
— А так он на мировую не пойдет!
— Стало быть, по-вашему, мы можем спи койно наблюдать, как разбегается целая бригада?
— Если кто бежит, пусть бежит.
— Ну, знаете ли, так все разбегутся отсюда!
— Не разбегутся: у нас здесь не стадо.
— Я не пойму вас, — сказал Краснюк, весь заливаясь алой краской. — Очень похоже, что вы даже радуетесь развалу бригады?
— Я не скрываю этого, — ответил Зима.
— И вас ничто не беспокоит?
— Меня всегда беспокоит только дело, — подчеркивая каждое слово, ответил Зима, не боясь обидеть директора намеком на то, что его-то он не относит к числу таких людей. — Потому-то я и очень рад, что бригада Дерябы распалась. Для дела это хорошо. Даже очень хорошо. Жалею только, что не случилось этого раньше… Зачем' же ее восстанавливать? Чтобы она разбежалась еще и в степи?
— Выйдет бригада в степь — будет не хуже других, — сказал Краснюк. — Конечно, если без Багрянова…
— При чем тут Багрянов?
— Один он во всем виноват, — ответил Краснюк с раздражением. — Он знал, что делает… Не допусти я ошибку, не назначь его вместо Репки — ничего бы не случилось. Бригада взбунтовалась только из-за него. Там все считают, что он оклеветал Дерябу…
— Кто все? — спросил Зима. — Дружки Дерябы?
Действительно, еще вчера вечером, сразу же после драки, по Залесихе разошелся слух о том, что-де Багрянов оклеветал Дерябу, заявив, что предотвратил его нападение с ножом на Репку. Но слух этот поддерживали, и очень рьяно, лишь дружки и собутыльники Дерябы. Все остальные, наблюдавшие за дракой, молчали: или в самом деле не видели Дерябу с ножом в руках, или, скорее всего, боялись его мести.