Последние отзывы

  142  

Повернув назад, Соболь вдруг ясно расслышал, как далеко впереди снова прогремели выстрелы. «Правильно, там Заячий колок!» — сказал себе Соболь и хлестнул Соколика вожжами, заставляя его бежать рысью, твердо веря, что скоро, очень скоро закончится его ужасное блуждание среди ночи.

В стороне, но не так уж далеко с силой пронзили тьму два снопа света. Машина? Откуда она? Нет, это, конечно, трактор: огни двигались не быстро. Но почему трактор здесь, перед Заячьим колком? Ведь бригада пашет за колком! А может быть, он давным-давно миновал бригадный стан и плутает где-нибудь поблизости от Лебединого озера? Вот оказия! Да, стыдно будет признаваться новоселам, что блуждал в степи, но делать нечего — надо ехать к трактору. Интересно, кто же пашет? Только бы не Костя Зарницын.

Вскоре шум трактора стал слышен ясно. Соболь остановил Соколика, по его расчетам, прямо у пахоты. Соскочив с рыдвана, он взял коня под уздцы, боясь, что тот испугается шума и света, и попутно ощупал ногой землю, чтобы не оступиться случайно в борозду. Но поблизости, как ни странно, не было пахоты. Куда же и зачем идет трактор чистой целиной? И почему делает такие зигзаги?

Внезапно Соболя и Соколика ослепило светом тракторных фар. Соколик завертел головой, зафыркал и начал пятиться назад. Останавливая и успокаивая коня, Соболь некоторое время не мог следить за приближающимся трактором, а когда наконец глянул в его сторону — трактор проходил уже мимо. Но то, что увидел в эту секунду Соболь, будто током пронзило его с головы до пят и намертво пригвоздило к земле. Из раскрытой дверцы кабины свисала над гусеницей мертвая кудрявая голова.

Не помня себя, Соболь закричал во весь голос, во всю силу своей груди и, путаясь в вожжах, повалился на землю.

Очнулся он от людского гомона.

— Это Соболь! Соболь!

— Вяжи его, ребята!

— Где же другие? Куда делись?

Безумно озираясь на окружавших его ребят с ружьями и фонариками, Соболь несколько раз порывался заговорить, но так и не смог. Его молчание, вероятно, еще более разгневало ребят: вокруг поднялся невообразимый галдеж. Так ничего и не сказав, Соболь обессиленно прижался к земле и замер с отчетливой мыслью, что вот и пришел его конец.

Соболь сидел в палатке на своей кровати и при. слабом свете лампешки, висевшей на столбе-подпорке, разглядывал свои грубые, вымазанные в дегте руки — они, будто каменные, лежали на коленях. Он никак не мог понять, чем вымазаны руки, и все хотел спросить об этом Белоусова, который, насупясь, сидел с ружьем у печки, полной сверкающих углей. Но и теперь Соболь не смог пошевелить губами: с той минуты, как его схватили ребята в степи, он еще не сказал ни единого слова.

По всему стану не стихала беготня, поблизости слышались человеческие голоса, у самого колка гудели моторы и лязгало железо, а Соболь решительно ничего не слышал, хотя и напрягал слух, стараясь уловить хотя бы тончайшую, как паутинка, нить, связывающую его с родным миром. Ему точно уши заложило, да так, что не дай бог! Его охватило безмерное, беспросветное отупение — тяжкий сон с открытыми глазами.

Он не заметил, как вошла Тоня. На ее плечи была накинута большая черная шаль. Тоня вошла как тень, остановилась поодаль и с минуту, не шелохнувшись, всматривалась в Соболя. Потом она бесшумно приблизилась к нему и опустилась на колени, чтобы ему удобнее было видеть ее лицо.

Тяжкий сон, владеющий всем существом Соболя, не дал воли его радости, когда он увидел Тоню. Эта радость лишь на мгновение блеснула в его глазах да тут же и погасла. Он взглядом показал Тоне на свои руки, лежавшие на коленях, и взглядом попросил ее объяснить, отчего они черные. Тоня схватила его руки, сложила вместе и, лаская своими теплыми ладонями, ответила шепотом:

— Ты не бойся, они в дегте…

Он вдруг приподнял голову и, сдвинув брови, посмотрел в полусумрак, поверх головы Тони. Вероятно, он вспомнил, при каких обстоятельствах измазал руки в дегте.

— Я не верю! Слышишь, не верю! — вдруг заговорила Тоня с силой, но почти шепотом, смотря в лицо Соболя и взглядом требуя от него, чтобы он слушал внимательно. — Они говорят, что ты привез кого-то из Лебяжьего. Неправда! Я не верю! Я не могу поверить! Ты не такой, я знаю… Да скажи ты мне ради бога хоть одно слово! Ну, скажи!

Соболь стал силиться понять Тоню и вдруг вновь приподнял голову и сдвинул брови. Его лоб заблестел точно камень-голыш от росы. Через несколько секунд он впервые с усилием разжал губы и шепотом, как говорят смертельно ослабевшие люди, спросил:

  142