Особенно,... 
100 
— Потише, ребята услышат, — попросила она жалобно. — Мне же стыдно, И очень прошу вас: никому ни слова! Хорошо?
— Светочка, милая, никому! — за всех пообещала Феня Солнышко и, тронув Светлану за рукав, вдруг спросила: — Погоди-ка, а почему у тебя такой ватник большой? Рукава подвернуты… Очень некрасиво! А ну-ка, давай его сюда! Девоньки, тащите свои ватники!
В куче ватников нашелся такой, который был точно только для Светланы и сшит. Феня Солнышко, одернув ватник на девушке, сказала:
— Носи на здоровье!
— Ну, зачем же?.. — смутилась Светлана. — Носи и помалкивай!
Таким же образом были найдены для Светланы и сапоги с узкими голенищами, более аккуратные на вид. И опять Феня Солнышко под общее одобрение сказала:
— Топай на здоровье!
— Ну, я не знаю даже, что вы делаете… — говорила Светлана, растерявшись от смущения и радостного сознания, что теперь-то она не будет похожа на чучело.
— Зато мы. знаем! — ответила Феня. — Теперь скажи: какая-нибудь простенькая юбчонка у тебя есть? А кофтенка? Тогда вот что: с завтрашнего дня тебе запрещается носить лыжный костюм! Довольно! Будешь ходить в юбочке и кофте, а при заправке — надевать фартучек. И не возражай — так надо.
…Ночью Светлана написала матери письмо. Уснуть она долго не могла. Прислушиваясь к дыханию девушек, она думала о том, что в ее степной жизни отныне есть новая прелесть, имя которой — девичья дружба. А во сне Светлана видела, что Леонид очень долго, очень, очень долго нес ее на руках куда-то по степи…
VI
На зорьке, тревожно вскочив раньше всех на стане, Леонид Багрянов тут же отправился к тракторам. Точно в пять, когда он был у полосатой бригадной клетки, на восточном горизонте показался краешек солнца. До пересмены оставалось два самых трудных часа: не привыкших к ночной работе, переутомившихся за ночь ребят так и валила с ног дремота.
У Ваньки Соболя ночь прошла спокойно; заглаживая свою вину в происшествии на солончаке и, должно быть, стараясь заглушить сердечную боль, он работал, пожалуй, лучше всех в бригаде. Обменявшись с ним двумя-тремя фразами на поворотной полосе, Леонид подошел к прицепу, где сидела, согнувшись, Анька в какой-то рыжеватой шубейке и валенках, вероятно позаимствованных у девушек из Лебяжьего.
— Ну, как работается? Тяжело? — заговорил с ней Леонид.
— Видишь? — Анька, не поднимая головы, показала бригадиру руки. — Как грабли. Ну и работа, чтоб ее черти взяли! А стало светать — слипаются глаза, да и только! Того и гляди запашет Соболь!
— Бог терпел и нам велел.
— Терпел, да не на прицепе.
— Значит, все-таки привела? — спросил Леонид тихонько, отвернувшись от трактора. — Как. же ты надумала?
— Стало быть, угодить тебе захотела.
— И деньги, значит, не возьмешь?
— Отвяжись ты со своими деньгами!
— Ну, а Деряба-то как стерпел, что они пошли?
— Он на курсы скоро: им так и так разлука.
— А что хмурая? Поссорились?
— Все было…
На соседних клетках — у Холмогорова и Белоусова — дело шло так же хорошо. За ночь ни одной неполадки ни одной вынужденной остановки. Тракторы довольно легко тянули теперь плуги с четырьмя корпусами, и пахота ложилась в степи, будто темные, маслянисто поблескивающие волны.
Но когда Леонид дошел до четвертой загонки, где работали Хаяров и Данька, его вдруг точно столбняк ударил от затылка до пят. Одного взгляда было достаточно, чтобы разглядеть беду: закадычные дружки, задумав, вероятно, с первой же смены обогнать всех, пахали с поднятыми предплужниками, сдирая нетолстый слой дерна, — из-под его пластов повсюду торчали «бороды» — пучки ковыля и типчака.
Пахота была явно загублена. Леонид стиснул челюсти. Пока он смотрел на трактор, выплывающий из низинки, лицо его медленно каменело и покрывалось крупными каплями пота.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
I
С утра небо было чистое, лазурное, а потом над степью широким фронтом двинулись разрозненные, небольшие, но тяжелые, синебрюхие облака. Одни из них проплывали мирно, лишь обдавая степь влажной прохладой да бросая на нее свои тени; другие спускали временами короткий, но шумный дождь. Вскоре зачернило весь запад — похоже было, что кто-то замазал его, словно забор, сверху вниз грубой кистью.
Несколько часов Илья Ильич Краснюк носился по степи, щедро окропленной первым за весну дождем, то ярко освещенной солнцем, то в темных пятнах облачных теней. Один раз его машина со всего разбега влетела в густой дождь и затем несколько минут, виляя по скользкой целине, обмывалась в ручьях кристально чистой воды.
100 
