— На тысячу! — закричала дочка.
— Можно и на тысячу, — согласился Кларенс Трэверс. — Только медленно, по одной миле за раз. — И тихо изумился: — Вот это да!
С правой стороны неожиданно, будто из придуманного мира, возникла заброшенная дорога.
— Чудо! — сказал мистер Кларенс Трэверс.
— Где, где? — загалдели дети.
— Смотрите! — Кларенс Трэверс перегнулся че рез плечо жены и указал рукой в ту сторону. — Старая дорога. Раньше только по ней и ездили.
— Вот по той? — удивилась жена.
— Ничего себе, какая узкая! — поразился сын.
— Тогда и машин было немного.
— Похожа на большую змею, — сказала дочка.
— Так и есть: все старые дороги извивались и петляли. Помнишь?
Сесилия Трэверс кивнула. Машина теперь двигалась совсем медленно, и они разглядывали узкую бетонную полосу, которую тут и там деликатно прорезали пучки зеленой травы, а по обочинам украшали полевые цветы и стрелы утреннего света, летящие сквозь высокие кроны уходящих к лесу дубов, кленов и вязов.
— Эту дорогу я знаю как свои пять пальцев, — сообщил Кларенс Трэверс. — Хотите по ней прокатиться?
— Ой, Кларенс, нам…
— Я серьезно!
— Папа, давай, ну пожалуйста!
— Решено, едем, — твердо сказал он.
— Туда нельзя! — запротестовала Сесилия Трэверс. — Наверняка это запрещено. Там опасно.
Не дослушав, он отделился от стремительного транспортного потока, свернул в неглубокий кювет и с улыбкой направил машину прямо по ухабам к старой дороге.
— Кларенс, опомнись! Нас арестуют!
— За движение со скоростью десять миль в час по заброшенной дороге? Все, больше никаких споров, чтобы не портить такой чудесный день. Будете хорошо себя вести — куплю всем газировки с сиропом.
Тут они добрались до старого дорожного покрытия.
— Видите, как все просто! Ну, ребята, выбирайте: в какую сторону?
— Туда, вот туда!
— Как скажете!
И они не спеша покатили по старой дороге, которая серо-белым удавом ползла в бархатные луга, петляла по пригоркам, величественно нисходила во влажные рощи, на запах ручьев и болот, на зов кристально-прозрачной воды, что с целлофановым шорохом струилась по отвесным камням. На ходу они даже успевали разглядеть водяных паучков, которые облюбовали запруды из последних октябрьских листьев и расчерчивали недвижную гладь замысловатой клинописью.
— Папа, а это кто такие?
— В лужицах? Водомеры. Такого конькобежца голыми руками не возьмешь! Караулишь-караулишь, потом — цап! А его и след простыл. Вот так и узнаешь, что есть в этой жизни вещи, которые не даются в руки. С течением времени их становится все больше, поэтому начинать надо с малого — убедить себя, что их и вовсе нет.
— Так неинтересно!
— Это глубокая философская мысль, мистер Трэверс. Итак, продолжим путь, мистер Трэверс. — Он пришел в доброе расположение духа и, повинуясь собственному приказу, продолжил путь.
Дорога привела их в лес, который всю зиму простоял, как в затяжном ноябре, а теперь с опаской развешивал зеленые флажки, встречая новое время года. Бабочки, похожие на разноцветное конфетти, возникали из чащи и, как хмельные, трепыхались в воздухе, а их зубчатые тени бегали по воде и траве.
— Развернись здесь, — сказала Сесилия Трэверс.
— Ну пожалуйста, мам! — взмолились сын и дочь.
— Что за спешка? — спросил Кларенс Трэверс. — Вот скажите, многие ли из ваших приятелей могут похвастаться, что катались по дороге, где годами не проезжала ни одна машина? Думаю, таких счастливчиков просто нет! У кого еще отец настолько смел, чтобы проехать по бездорожью и направиться в неведомые края? А?
Миссис Трэверс хранила молчание.
— Вот за тем пригорком, — сказал Кларенс Трэверс, — дорога свернет налево, потом направо, потом опять налево: зигзагообразный поворот, а за ним еще один. Сейчас увидите.
— Налево.
— Направо.
— Налево.
— Зигзагообразный поворот.
Машина довольно урчала.
— Еще один!
— В точности, как ты сказал!
— А теперь смотрите. — Кларенс Трэверс указал рукой вдаль. В сотне ярдов с ревом мелькала скоростная автострада, уставленная рекламными щитами. Кларенс Трэверс проводил ее пристальным взглядом и скользнул глазами по траве, отделяющей ее от тенистой старой дороги, похожей на пересохшее русло, которое не знало приливов и слушало только ветер, приносящий издалека вечный шум транспорта.