Последние отзывы

  68  

— Сам ты бредишь! — рассмеялся Фентрисс. — Двенадцать лет безделья и ленивого отупения не прошли даром! Тебе просто завидно, что я нашел дело по душе и собираюсь им заняться. Слушать и сочинять, сочинять и слушать. Будь добр, сядь на место, ты нарушаешь акустику.

— Так и быть, я сяду, — выпалил Блэк. — Но… — Он зажал уши ладонями.

— Вольному воля, — промолвил Фентрисс. — Хочешь отгородиться от сказочной реальности — отгораживайся, сколько душе угодно, а я пока исправлю пару нот и закончу это новорожденное творение.

Подняв глаза к ветвям дерева, он прошептал:

— Не так быстро.

Крона зашелестела и утихла.

— Совсем рехнулся, — пробормотал Блэк.

Прошел час, а может, два или три; стараясь не шуметь, а затем, видимо, передумав, Блэк вошел в библиотеку и прокричал:

— Чем ты тут занимаешься?

Не поднимая головы, исступленно водя рукой по бумаге, Фентрисс ответил:

— Заканчиваю симфонию.

— Ту, что начал в саду?

— Ее начали птицы. Птицы!

— Хорошо, пусть будут птицы, — Блэк с опаской подступил ближе, чтобы рассмотреть плоды безумия. — Как тебе удалось в этом разобраться?

— Пернатые сделали большую часть работы. Я лишь добавил вариации.

— Орнитологи тебя поднимут на смех за такую самонадеянность. Тебе раньше доводилось писать музыку?

— Нет. — Пальцы Фентрисса описывали дуги, карандаш царапал бумагу. — До сегодняшнего дня не доводилось.

— Надеюсь, ты понимаешь, что это плагиат?

— Заимствование, Блэк, всего лишь заимствование. Если сам Берлиоз^[53] не погнушался заимствовать утреннюю песенку юной молочницы, что уж тут говорить! Если Дворжак,^[54] услышав, как южанин бренчит на банджо «Возвращение домой», позаимствовал даже банджо, чтобы обогатить свои симфонии «Из Нового Света», то почему же я не могу забросить невод и поймать мелодию? Вот! Finite. Готово. Придумай-ка название, дружище!

— Я? Да у меня фантазии не хватит.

— Может, «Соловей»?

— Уже было у Стравинского.^[55]

— «Птицы»?

— Уже было у Хичкока.^[56]

— Вот черт! А если так: «Всего лишь Джон Кейдж: клетка в золоченой птице».^[57]

— Неплохо! Только кто в наши дни помнит Джона Кейджа?

— Ну, тогда… Есть!

И он вывел: «Пирог из сорока семи сорок».

— А почему не «Плов из сорока семи дроздов»? Джон Кейдж — и то лучше.

— Это все пустое! — Фентрисс забарабанил по кнопкам телефона. — Привет, Уилли! Можешь ко мне заехать? Да, есть небольшая работенка. Сделай для друга — точнее, для друзей — аранжировку симфонической пьесы. Сколько тебе обычно платят в филармонии? Сколько-сколько? Ну, ладно… До вечера!

Фентрисс повесил трубку и снова взглянул на дерево, в кроне которого поселилось чудо.

— Что же будет дальше? — пробормотал он.

Ровно через месяц «Сорок семь сорок» (под таким вот укороченным названием) прозвучали на концерте камерной симфонической музыки в Глендейле. Сочинение было встречено продолжительными аплодисментами и получило неслыханно благосклонные отзывы.

Фентрисс, в приливе счастья, готов был направить свои силы на большие и малые опусы, симфонии, оперы — на все, что доносилось до его ушей.

Перед премьерой он неделю за неделей ежедневно слушал все тот же удивительный хор, но не записал ни единой ноты, дожидаясь реакции на опыт с «Сороками». Когда же прогремела буря оваций, а критики разве что не запрыгали от радости, Фентрисс понял, что надо ловить момент, пока публика не оправилась от эпилептического припадка.

За «Сороками» последовали «Крылья», «Полет», «Ночной хор», «Мадригалы птенца» и «Стражники рассвета». Они неизменно встречали восторженный прием; критики, хотя и досадовали на отсутствие изъянов, волей-неволей строчили хвалебные рецензии.

— Я бы уже давно мог задрать нос, но учусь скромности у пташек, — говорил Фентрисс.

— Вот и помалкивай, — отвечал ему Блэк, который, сидя под тем же деревом, так и не вкусил ни ростков озарения, ни благословенной симфонической манны. — Композиторы — известные прощелыги: того и гляди, начнут прятаться в кустах и шпионить, а как выведают твою тайну — раззвонят, что ты вторгся в чужие пределы!

— А ведь верно, черт возьми! — Фентрисс посмеялся. — Я и в самом деле вторгся в чужие пределы!

И было бы поистине странно, если бы никто не вторгся в его собственные пределы.

  68