28 
Юлия была занята своим. Ни в лице, ни в глазах Василия Антоновича она его огорчений не заметила.
В комнату к ней зашла София Павловна.
— Юля, ты не очень тактично себя ведешь по отношению к Василию Антоновичу. Это нехорошо, Юля. Уж хотя бы потому, что он намного старше тебя, и ты…
— Не читай моралей, моралистка! Нельзя же до такой степени растворять себя в делах и интересах мужа, как ты, Соня, растворяешься. Ты утратила всякую индивидуальность, ты придаток к нему, а не самостоятельный человек. — Все это Юлия выговаривала зло, одним духом, не останавливаясь на знаках препинания. — Ты уже, наверно, и мысли его читаешь на расстоянии. Стоит ему открыть рот, как ты уже знаешь, какое оттуда слово вылетит…
София Павловна зажала уши ладонями и вышла. Да, да, да, Вася совершенно прав: появление младшей сестры всегда вносило в их дом только беспокойство, нервозность и взаимное недовольство.
7
Василий Антонович сидел во главе длинного стола в своем обкомовском кабинете. За столом был Лаврентьев, были председатель облисполкома Сергеев и заведующий отделом сельского хозяйства обкома Костин. Перед Василием Антоновичем и перед каждым из присутствовавших лежали машинописные экземпляры доклада, который Василию Антоновичу предстояло сделать на бюро ЦК по Российской Федерации. Точнее, это ещё не было окончательным текстом доклада, а только одним из его проектов — уже не первым. Все его не раз перечли — каждый у себя, сошлись теперь, чтобы снова и снова обсудить и основные положения, и детали, и выводы.
— Как будто бы все на месте. — Василий Антонович посматривал на своих товарищей поработе в области. — И в то же время чего-то не хватает. А чего? Рассказать о том, как шел сев, как мы к нему готовились, привести все эти цифры, — этого же мало будет для членов бюро, для секретарей ЦК, для всех, кто потом станет знакомиться с нашим докладом по стенограммам.
— Мне кажется, — заговорил Лаврентьев, — что мы обстоятельно и, так сказать, фундаментально констатируем положение вещей. Материал собран обширный, богатый. Наш отдел сельского хозяйства оказался на высоте. В научной работе, например, фактический материал — основа основ. Но именно основа. А для чего основа? Для глубокого анализа, для выявления закономерностей и для теоретического осмысления, которое бы открывало дорогу практике. Вот этого у нас, кажется, и не хватает в докладе. Если вообще чего не хватает.
— Может быть, может быть, — сказал Василий Антонович. — Впечатление от доклада создается такое, будто бы у нас нет перспектив. Дела есть, а перспектив нет. Для чего-то мы пахали, сеяли, осушали, подымали пойменные земли… А, для чего?
— Чтобы зерновое хозяйство поднять, — ска-зал Сергеев. — Кормовую базу расширить. А на этой базе решительно двинуть вперед животноводство.
— Ну, а зачем это? — настаивал Василий Антонович.
— Стоит задача — Америку догнать, — опять сказал Сергеев. Ты вроде как на экзамене нас допрашиваешь, Василий Антонович.
— Будет правильней, если ты скажешь: как на теоретическо-практическом собеседовании. — Василий Антонович засмеялся. — Вот давай поспорим, чего мы стбим как теоретики. Как практики мы более или менее держимся на среднем уровне. У высокогорцев, у тех и практика покрепче.
— Да, — согласился Сергеев. — В большом почете, черти!
— Так с какой же целью, — повторил Василий Антонович, пропустив мимо, замечание о почете высокогорцев, — с какой целью мы взялись догонять и перегонять Америку, пока что богатейшую из стран мира?
— Мирное соревнование, — сказал Костин. — Сосуществование двух систем.
— А для чего это соревнование?
— Для того, чтобы показать всему миру преимущества социализма над капитализмом. Имею в виду экономические преимущества. Социальные, политические давно доказаны.
— Как же это мы докажем?
— Как?.. — Костин задумался.
— А вот как! — Василий Антонович заговорил с воодушевлением. — Высочайшим в мире уровнем жизни, какого можем достигнуть мы и на какой не способен даже такой, высоко оснащенный технически капитализм, как североамериканский. Нам с капитализмом, скажем, Италии или Франции, Японии или Австралии никакой нужды соревноваться уже нет. Они отстают от нас по всем линиям. Наша партия устанавливает для себя, так сказать, наивысший барьер, за которым всему капитализму быть битому — Соединенные Штаты Америки. Но я это совсем не для политграмоты здесь развожу. Ты, Михаил Петрович, мою жену, Софию Павловну, знаешь, конечно. Что она историк, ты тоже знаешь?
28 
