222 
— А царская семья, царская семья! — Нортон не принял его шутки. — Вы не ответили.
— Такова была необходимость. Колчак и чехи приближались к Екатеринбургу. Жестокая, но необходимость. Иначе поступить было невозможно. Эта семья, если бы ее освободили белые, стала бы знаменем контрреволюционной борьбы, знаменем реставрации монархии. Слишком опасны были клещи иностранной интервенции, соединившейся с белогвардейщиной, чтобы мы могли хоть чем-то рисковать.
— А сейчас?.. Разве сейчас коммунизм иначе относился бы к царю?
— Конечно, иначе. Тогда царь был стержнем, вокруг которого собирались контрреволюционные силы. А в наших, сегодняшних условиях, когда коммунизм могуч, когда в мире две системы — капиталистическая и социалистическая, я бы даже сказал: социалистическая и капиталистическая, — личности царей не так уж много значат. Помните Михая в Румынии? Ему дали возможность задать стрекача. Народным силам он уже не был опасен. Я вам скажу, мне несколько лет назад, пришлось отдыхать в санатории, где лечилась дочь короля одной из нейтралистских восточных стран. Милая девушка, принцесса, понимаете ли, а я вот, коммунист, большевик, ее на лыжах учил ходить. Мы даже подружились. Время, дорогие друзья, иное время! Коммунизм, социалистическая система, повторяю, так могучи, что ни целые страны, бряцающие оружием, ни целые агрессивные блоки нам уже не страшны. А тем более отдельные личности. Путем белого террора нас вынудили на жестокость. Но когда это было! Тоже вспомнили… Если о нас и сегодня судить по тому, что было более сорока лет назад, то у нас, следовательно, нет ни миллионов тракторов в сельском хозяйстве, нет ни десятков гигантских гидроэлектростанций, нет ни многих десятков миллионов тонн стали ежегодно, нет спутников и ракет, прощупывающих космос, и так далее, и так далее. Словом, нет ничего. А между тем это у нас все есть, и мы можем, мы хотим и мы будем заниматься счастьем каждого, буквально каждого человека в стране, господа!
Вопрос жестокости был, видимо, исчерпан. К нему больше не возвращались. Начались вопросы о культуре. Василий Антонович рассказывал об условиях, в каких живут и работают стар-городские писатели, художники, композиторы, рассказывал о художнике — председателе колхоза, о своей беседе с молодыми колхозниками в Заборовье, о всеобщей, нарастающей тяге людей к бытовой и духовной культуре.
— Между прочим, — сказал один из иностранцев. — Мы видели в музее чудесные образцы кружев, которые изготавливаются в каком-то из ваших селений. — Он раскрыл книжку, прочел: — В «Чиркове». Прекрасная работа. Но нам не смогли ответить, нельзя ли купить такие изделия. Хотелось бы, конечно, побывать в этом селении. Но если нельзя побывать, то как бы купить это. Я, например, готов заключить договор… Я представитель коммерческих кругов. Мое дело торговать хорошими товарами. Это хороший товар, очень хороший. У него будет сбыт, Я готов заключить договор на приобретение большой партии местных кружев.
— Это можно обсудить, — ответил Василий Антонович с большой уверенностью в голосе, но с немалым сомнением в душе. Кто их знает, этих чирковских энтузиасток: может быть, или сами давно побросали свои коклюшки, или колхозное правление, заботясь о выполнении производственных планов, отправило мастериц на поля и на скотные дворы? — Съездить — это слишком далеко от Старгорода, — сказал он. — А продукция — пожалуйста, пожалуйста!
Беседа становилась все оживленнее, непринужденней, проще. Кто-то из гостей сказал, что когда он собирался в СССР, то знакомые ему не советовали брать ни фотоаппарат, ни киноаппарат, — дескать, энкавэдэ все равно не даст ничего снимать. И теперь он жалеет, что не взял аппараты. Все оказалось выдумкой.
— Да, конечно, — сказал Василий Антонович. — Снимайте что хотите, кроме военных объектов. Снимать военные объекты просто недружественно. Не так ли? Шаль, что некоторые туристы снимают то, что они могли бы с успехом снимать и у себя дома — помойные ямы, лужи, полуразвалившиеся хибары. Я бы, например, если бы попал в Нью-Йорк или в Рим, снимал бы то, чего нет у нас, — небоскребы, Колизей, собор святого Петра, римский Форум, картинки незнакомой мне народной жизни. А вот некоторых иностранных туристов интересуют в нашей стране только недостатки. Они рыщут за ними, носятся, вынюхивают. Даже жалко иной раз людей — в поисках помойной ямы не видят ничего другого. Я уже говорил нашим товарищам: а не сфотографировать ли нам самим все эти еще оставшиеся свалки и хибары, подготовить такой комплект снимков и, чтобы туристы-негативисты не слишком утруждались и не изводили бы зря фотоматериалы, вручать им при въезде в гостиницу.
222 
