47 
Его снова повели по коридору, затем через ряд помещений и еще по одному проходу. Наконец для него открыли дверь и позволили войти.
Один из мужчин расстегнул застежку на его шее и смирительное одеяние свалилось вперед на пол. Уэнтик инстинктивно напряг мышцы плеч и повернулся кругом. Он поднял взгляд на доставивших его людей.
– Где я? – спросил он.
Один из них достал из кармана потрепанную карточку и стал читать.
– Вы в Сан-Паулу. – Голос был монотонным. – Это больница. Устраивайтесь поудобнее, спите как можно больше и выполняйте все, что требует медицинский персонал. Здесь есть сиделка, которая в любой момент готова присмотреть за вами.
Он засунул карточку в карман и оба мужчины направились к двери.
– И не пытайтесь улизнуть, – сказал второй. – Это вам все равно не удастся.
Дверь закрылась и Уэнтик услыхал щелчок запиравшегося замка. Мужчины удалились по коридору.
Он оглядел помещение.
Светлое и приятно украшенное. Кровать – с простынями, как сразу заметил Уэнтик, – полка книг, умывальник с мылом и полотенцем, платяной шкаф, письменный стол и кресло. На постели лежала приготовленная для него смена одежды. По сравнению с тем, к чему он привык за последние несколько недель, это была роскошь.
Спустя десять минут, когда он уже умылся и облачился в больничную одежду – серую облегающую тенниску и бесшовные, свободно сидевшие на нем брюки, тоже серые – в голову пришли две беспокойные мысли.
Во-первых, если он в Бразилии, почему еще не встретил ни одного урожденного бразильца? Все люди, которых он видел в аэропорту, на улицах и в больнице явно европейского происхождения.
Вторая мысль была более личного свойства: с какой целью стены этой палаты обиты упругим материалом?
Глава пятнадцатая
Еще через час Уэнтик лежал поверх покрывала, слушая нежную музыку из спрятанного где-то над дверью репродуктора и смотрел фильм о детях, которые весело играли на лугу под голубым небом. Забавная параллель между его нынешним положением и первыми днями пребывания в тюрьме, что-то неуловимо рознившее эти два момента его жизни оставляли его в состоянии легкого замешательства.
Его навестил молодой доктор и задавал вопросы, которые в полном смысле слова не имели к Уэнтику никакого отношения.
Вероятнее всего и ответы на них доктор воспринимал соответственно.
Далее последовал поверхностный медицинский осмотр и затем его оставили в покое.
Насколько он мог судить, произошла ошибка в установлении его личности. Доктор явно принимал Уэнтика за кого-то другого, хотя неясно за кого. Часть обследования представляла собой простые ассоциативные тесты и его ответы явно удивляли доктора.
В конце обследования Уэнтик спросил:
– Зачем вы меня сюда поместили?
– Для реабилитации.
– Надолго ли?
– Пока не поправитесь, – ответил доктор. – Звоните сиделке, если вам что-то понадобится. Завтра утром я навещу вас снова.
Когда он ушел, дверь оставалась незапертой и Уэнтик немного приоткрыл ее. В коридоре стоял стол, а застекленная временная перегородка очень удобно превращала торец коридора в своеобразную приемную перед его палатой. За столом была медсестра в белой униформе. Доктор остановился возле стола и обменялся с ней несколькими словами. Хотя Уэнтик до предела напрягал слух, большую часть разговора ему подслушать не удалось.
Однако до него донеслось произнесенное доктором имя Масгроув.
Когда доктор ушел, Уэнтик еще несколько секунд понаблюдал за работой сиделки. Склонившись над столом, она что-то писала, не догадываясь, что он за ней подглядывает. Медсестра была молода и на взгляд изголодавшегося по женским прелестям Уэнтика очень привлекательна. В конце концов, сообразив, что обуревают его далеко не добрые мысли, он тихо прикрыл дверь и вернулся в постель.
Прошло несколько минут, освещение само собой потухло и начался фильм.
Он был совершенно безобидным, вроде лекции с диапозитивами без комментариев. Сцены очень просты: широкие белые пляжи с накатывавшейся на них прибойной волной; высокие горы в мантии темно-зеленых деревьев, упирающиеся в белые облака; мужские и женские лица; играющие дети; пасущиеся животные; дымящиеся заводские трубы.
И все это в сопровождении бесцветной, безобидной музыки, наполнявшей палату.
Фильм шел целый час; свет снова стал ярким, музыка смолкла и открылась дверь. Вошла сиделка.
47 
