Роджер усмехнулся, глядя на Мэриголд. Она в ответ широко улыбнулась.
– Я хочу, чтобы вы были в курсе, – сказал он, – и если вы не против, я хочу, чтобы вы кое-что для нас сделали. Но сперва вот это. – И он поставил рядом со мной на пол огромную открытую сумку.
Я взглянул на сумку и запустил в нее руку. Бусы и разные побрякушки. Эмалевая картинка. Маленькая мраморная или еще бог весть из чего сделанная статуэтка. Два серебряных кубка и остальное в том же роде.
– Очень мило с вашей стороны. Присцилла будет очень довольна. А где норка?
– Сейчас дойдет и до этого, – проговорил Роджер. – Вообще-то я ее продал. Когда я вас видел в последний раз, я ее уже продал. Мы, когда покупали ее с Присциллой, договорились, что в случае чего можно будет ее и продать. Она получит свою половину. Со временем.
– Пусть не беспокоится, – сказала Мэриголд, прижимая свою нарядную синюю лакированную туфельку на платформе к ботинку Роджера. Она все время ритмично покачивала рукой, рукав ее блузки то и дело касался рукава Роджера.
– Здесь украшения, – сказал Роджер, – и все вещи с ее туалетного столика, а платья и все остальное Мэриголд уложила в три чемодана. Куда их послать?
Я написал адрес в Ноттинг-Хилле.
– Я не стала класть старую косметику, – сказала Мэриголд, – и еще там было много рваных поясов и другого старья…
– Может, вы скажете Присцилле, что нам хочется сразу же получить развод? Содержание ей, конечно, будет выплачиваться.
– Нуждаться мы не будем, – сказала Мэриголд, и рукав ее блузки коснулся рукава Роджера. – После того как малыш родится, я снова начну работать.
– А что вы делаете?
– Я зубной врач.
– Это прелестно! – Я рассмеялся просто от joie de vivre [30]. Подумать только, эта очаровательная девушка – зубной врач!
– Вы, конечно, рассказали про нас Присцилле? – невозмутимо поинтересовался Роджер.
– Да. Все будет прекрасно, все будет прекрасно, как сказала Джулиан. – Джулиан?
– Джулиан Баффин, дочь одного моего друга.
– Дочь Арнольда Баффина? – спросила Мэриголд. – Я прямо обожаю его книги. Это мой самый любимый писатель.
– Дети мои, вам пора идти, – сказал я, поднимаясь. Мне нестерпимо хотелось остаться одному со своими мыслями. – С Присциллой я все улажу. А вам обоим желаю всяческого счастья.
– Признаться, вы меня удивили, – сказал Роджер.
– Присцилле не станет легче, если я наговорю вам гадостей.
– Вы такой милый, – сказала Мэриголд. Я думал, что она меня поцелует, но Роджер решительно повел ее к двери.
– Прощайте, очаровательный зубной врач! – крикнул я им вслед.
Закрывая дверь, я услышал, как Роджер сказал:
– Он, должно быть, пьян.
Я вернулся в гостиную и лег, уткнувшись лицом в черный шерстяной ковер.
– Угадай, что у меня тут в сумке? – сказал я Присцилле. Это было в тот же вечер. Меня впустил Фрэнсис. Кристиан нигде не было видно.
Присцилла все еще находилась наверху, в «новой», но уже изрядно обшарпанной спальне, обитой искусственным бамбуком. Видно, она только что встала. Грязные простыни на овальной кровати были скомканы. Облаченная в белый, больничного вида банный халат, она сидела на табуретке перед низким сверкающим туалетным столиком. Когда я вошел, она пристально разглядывала себя в зеркале и, кивнув мне без тени улыбки, снова повернулась к зеркалу. Она напудрила белой пудрой лицо и накрасила губы. Вид у нее был нелепый, точно у престарелой гейши.
Ничего мне не ответив, она внезапно схватила баночку с жирным кольдкремом и стала наносить его толстым слоем на лицо. Крем смешался с помадой и сделался розовым. Присцилла стала размазывать эту розовую массу по всему лицу, по-прежнему жадно разглядывая себя в зеркале.
– Посмотри, – сказал я, – посмотри, что у меня тут.
Я поставил статуэтку на стеклянную поверхность туалетного столика. Рядом я положил эмалевую картинку и малахитовую шкатулку. Вытащил груду перепутавшихся бус.
Присцилла взглянула на разложенные вещи, но не прикоснулась к ним, а взяла бумажную салфетку и начала стирать с лица розовую массу.
– Это все притащил Роджер. И смотри, я принес тебе твою женщину на буйволе. Правда, он немного прихрамывает, но…
– А норковый палантин? Ты видел Роджера?
– Да, видел. Послушай, Присцилла, я хочу тебе сказать… Без крема лицо Присциллы было грубое и все в пятнах.
Пропитанную красноватым кремом бумажную салфетку она уронила на пол.