– Мне… мне бы хотелось, – нерешительно проговорила Джулиан, – ну, ладно. – Она пошла к двери, но обернулась. – Брэдли, можно тебя на два слова? Проводи меня до угла, ладно? Я тебя не задержу.
Я по-заговорщически махнул Рейчел и вышел вслед за девушкой из дому. Она, не оглядываясь, самоуверенно прошла через двор и свернула на Шарлотт-стрит. Ярко светило холодное солнце, и я вдруг почувствовал большое облегчение, очутившись на улице в толпе спешащих, незнакомых, равнодушных людей, под ясными синими небесами.
Мы прошли несколько шагов и остановились перед оранжевой телефонной будкой. Джулиан снова стала оживленной и по-мальчишески задорной. Она тоже явно испытывала облегчение. Над нею, сзади, высилась башня Почтамта, и я словно сам был в этой вышине – так отчетливо, так близко мне видны были все ее сверкающие металлические части. Я чувствовал себя высоким и прямым – до того хорошо было вдруг вырваться из дома, прочь от Присциллиных красных глаз и тусклых волос, и очутиться на минуту рядом с кем-то, кто молод, красив, не испорчен и не растрачен, с кем-то, у кого есть будущее.
Джулиан озабоченно сказала:
– Брэдли, мне очень жаль, что у меня это так плохо получилось.
– Это ни у кого бы хорошо не получилось. Настоящее страдание само отрезает к себе все дороги.
– Как ты замечательно сказал! Но святой человек мог бы ее утешить.
– Святых нет, Джулиан. Да ты и молода еще думать о святости.
– Я знаю, мне так по-идиотски мало лет. О господи, старость так ужасна, бедная, бедная Присцилла. Послушай, Брэдли, я только хотела тебя поблагодарить за то письмо. Такого замечательного письма мне еще не писал никто.
– Какое письмо?
– Ну, то письмо. Об искусстве. Об искусстве и правде.
– А-а, ну да.
– Я считаю тебя моим учителем.
– Очень любезно с твоей стороны, но…
– И прошу тебя составить мне список литературы для чтения. Более полный.
– Спасибо, что принесла назад женщину на буйволе. Надо будет дать тебе что-нибудь взамен.
– Правда? Ах, пожалуйста! Что-нибудь, какую-нибудь маленькую вещичку. Мне бы так хотелось иметь от тебя память, меня бы это вдохновляло, какую-нибудь вещь, которая у тебя давно, которую ты много раз держал в руках.
Я был тронут.
– Я поищу, – сказал я. – А теперь мне, пожалуй…
– Брэдли, погоди немного. Мы с тобой совершенно не разговариваем. Ну да, я понимаю, сейчас нельзя, но давай встретимся как-нибудь на днях, мне нужно поговорить с тобой о «Гамлете».
– О «Гамлете»? Ах да, но…
– Мне надо подготовить его к экзамену. И потом, знаешь, Брэдли, я совершенно согласна с тем, что ты написал в своей рецензии на папину книгу.
– Где ты видела мою рецензию?
– Я заметила, когда мама прятала ее с таким таинственным видом…
– Не очень-то честно с твоей стороны…
– Знаю. Я никогда не стану святой, даже если доживу до такой же старости, как твоя сестра. Но я считаю, что папа должен раз в жизни услышать о себе правду, у всех привычка расхваливать его, не думая, знаешь, – известный писатель, явление в литературе, никому и в голову не приходит оценить его творчество критически, получается прямо заговор…
– Я знаю. Но все равно я ее не напечатаю.
– Почему? Он должен знать правду о себе. Каждый должен знать о себе правду.
– Так думают молодые.
– И потом – еще насчет Кристиан: папа говорит, что занимается ею в твоих интересах…
– Что?
– Что он там делает, я не знаю, но, по-моему, тебе надо пойти к нему и все выяснить. И я бы на твоем месте уехала, как вот ты говорил тогда. Может быть, я могла бы навестить тебя в Италии, вот чудесно было бы! А за Присциллой присмотрит Фрэнсис Марло, он мне понравился. Послушай, по-твоему, Присцилла вернется к мужу? Я бы скорее умерла на ее месте.
Столько ясности одним махом – это было довольно трудно воспринять. Молодежь всегда так прямолинейна. Я ответил:
– На последний твой вопрос могу ответить, что не знаю. И спасибо за соображения, которые ему предшествовали.
– Мне ужасно нравится, как ты говоришь, ты всегда так точен, не то что папа. Он живет в розовом тумане, а вокруг Иисус, и Мария, и Будда, и Шива, и Король-рыболов [15] водят хороводы в современных костюмах.
Это было так похоже на Арнольдовы книги, что я засмеялся.
– Я благодарен тебе за советы, Джулиан.
– Я считаю тебя своим звездочетом.
– И спасибо, что ты держишься со мной как с равным. Она заглянула мне в глаза, вероятно, опасаясь подвоха.