– Я не волнуюсь, – сказал я. – Просто я ни к черту не гожусь.
– Все будет хорошо.
– Джулиан, я стар.
– Глупости. Вижу я, какой ты старый! – Да, но… Как сильно ты расшибла ногу и руку. Бедные лапки.
– Прости…
– Это очень красиво, словно тебя коснулся бог и оставил пурпурный след.
– Ложись в постель, Брэдли.
– Твои колени пахнут северным морем. Кто-нибудь раньше целовал твои ступни?
– Нет.
– Прелесть! Жаль, что я оказался таким никудышным.
– Ты же знаешь, что все будет хорошо, Брэдли. Я люблю тебя.
– Я твой раб.
– Мы поженимся, да?
– Это невозможно.
– Зачем ты меня пугаешь? Ты ведь так не думаешь, только говоришь. Что нам может помешать? Вспомни о тех несчастных, которые хотят пожениться и не могут. Мы свободны, ни с кем не связаны, у нас ни перед кем нет обязательств. Правда, вот бедняжка Присцилла, но пусть она живет с нами. Будем за ней ухаживать, ей будет хорошо. Брэдли, зачем так глупо отказываться от счастья? Я знаю, ты и не откажешься, как можно? Если бы я думала, что это правда, я бы завопила.
– Не надо вопить.
– Хорошо, зачем же эти абстракции?
– Это просто инстинктивная самозащита.
– Но ты не ответил: ты ведь женишься на мне, да?
– Ты с ума сошла, – сказал я. – Но повторяю: я твой раб. Твое желание для меня закон.
– Ну, тогда все в порядке. Ах, милый, я так устала.
Мы устали оба. Когда мы потушили свет, она проговорила:
– И еще я хотела тебе сказать, Брэдли. Сегодня был самый счастливый день в моей жизни…
Через две секунды я уже спал. Мы проснулись на рассвете и опять заключили друг друга в объятия, но с тем же результатом.
На следующий день туман не рассеялся, он стал гуще и все надвигался с моря и проносился мимо дома в неустанном марше, как окутанное тенью воинство, выступившее против далекого противника. Мы смотрели на него, сидя рядом рано утром у окна в маленькой гостиной.
После завтрака мы решили пойти поискать лавку. Было свежо, и Джулиан накинула мой пиджак, так как во время налета на магазины забыла купить пальто. Мы шли по тропинке вдоль ручья, заросшего кресс-салатом; дойдя до домика стрелочника, пересекли железную дорогу и прошли по горбатому мостику, отражавшемуся в спокойной воде канала. Солнце пробивалось сквозь туман и скатывало его в огромные золотые шары, и мы продвигались между ними, как между гигантскими мячами, которые так ни разу и не коснулись нас, как не касались и друг друга. Я волновался из-за того, что произошло или, вернее, не произошло сегодня ночью, но был су-масшедше счастлив от присутствия Джулиан. Чтобы немножко нас помучить, я сказал:
– Но ведь мы не можем оставаться тут вечно…
– Пожалуйста, не говори таким голосом. Опять твое «отчаяние». Пожалуйста, не надо.
– Я просто говорю очевидные вещи.
– Я думаю, надо тут еще побыть, чтобы изучить счастье.
– Это не моя область.
– Я знаю, но я буду тебя учить. Я продержу тебя здесь, пока ты не примиришься с тем, что должно произойти.
– Ты про нашу свадьбу?
– Да. Потом я сдам экзамены, все будет…
– Представь себе, что я старше, чем…
– О, довольно, Брэдли. Тебе обязательно нужно все… как бы это сказать… оправдать.
– Я навсегда оправдан тобой. Даже если ты меня сейчас же разлюбишь, я оправдан.
– Опять цитата?
– Нет, сам придумал.
– Я не собираюсь тебя разлюбить, и хватит говорить про твой возраст. Надоело.
– «Как в зеркало, глядясь в твои черты, я самому себе кажусь моложе. Мне молодое сердце даришь ты, и я тебе свое вручаю тоже» [49].
– А это – цитата?
– Это довольно слабый аргумент в твою пользу.
– Брэдли, ты ничего не заметил?
– Думаю, что кое-что заметил.
– Тебе не кажется, что я за последние несколько дней повзрослела?
Я заметил это.
– Да.
– Я была ребенком, ты, наверно, и сейчас думаешь обо мне как о ребенке. Но теперь я женщина, настоящая женщина.
– Девочка моя, любимая, держись меня, держись крепко, и если я когда-нибудь вздумаю тебя оставить, не допусти этого.
Мы пересекли луг и оказались в деревушке, где и нашли лавку, а когда двинулись обратно, туман совершенно рассеялся. Теперь дюны и наш двор казались огромными и сверкали на солнце – все камни, смоченные туманом, отливали разными цветами. Мы оставили корзину с покупками у ограды и побежали к морю. Джулиан предложила набрать топлива для камина, но это оказалось трудно, потому что каждая деревяшка, которую мы находили, оказывалась до того красивой, что жалко было жечь. Несколько деревяшек она согласилась принести в жертву огню, и, оставив ее на берегу, я тащил их через дюны к нашему складу, когда вдалеке увидел нечто такое, отчего кровь застыла у меня в жилах. По ухабистой дороге от нашего домика ехал на велосипеде человек в форме.