Особенно,... 
74 
– В конце концов, подумайте о своей музыке, – настаивала Элис. – Я же сказала вам, что ваши песни стали знамениты. А знаете ли вы, что их исполнение считается колдовством? В Вистберне попытались воспроизвести всю вашу постановку целиком. Люди прайфека подожгли сцену. Но представление все равно бы провалилось, потому что изысканные гармонии вашего произведения ускользают даже от самых талантливых музыкантов. На свободе вы снова могли бы ее написать, исправить их исполнение.
– И приговорить новых несчастных к судьбе, которая выпала мне? – спросил он, подняв изуродованные руки.
– Как странно… – пробормотала Элис, кажется, лишь сейчас заметив приспособления на его кистях. – Но, послушайте, это их выбор.
Неожиданно Леофу показалось, будто он ищет шаткое равновесие. Эта женщина… а почему женщина? По меньшей мере ее история звучит крайне неправдоподобно.
Скорее всего, Роберт придумал для него очередную проверку. Пока он не совершил ничего, чтобы ухудшить положение; узурпатор понимал, что Леоф не станет для него ничего делать, если Мери и Ареане будет угрожать опасность.
И даже если Элис говорит правду, он все равно не пойдет с ней.
Но тут возникала другая трудность. То, что он скажет, может оказаться полезным для узурпатора, дать ему новые сведения, нечто для него крайне ценное.
Однако, пожалуй, рискнуть все-таки стоило.
– В Роще Свечей, – сказал он, нарушив затянувшееся молчание.
– Что в Роще Свечей?
– Под сценой, в дальнем правом углу, есть небольшое углубление над опорой. Я знал, что они сожгут все записи и будут искать копии в моих покоях. Один экземпляр я спрятал в Роще Свечей; люди Роберта, возможно, не нашли его.
Элис нахмурилась.
– Я поищу рукопись, если мне удастся выбраться. Но я бы предпочла вывести вас отсюда.
– Вам известны мои условия, – напомнил он.
Элис колебалась.
– Для меня было большой честью познакомиться с вами, – сказала она наконец. – Надеюсь, мы еще увидимся.
– Буду рад, – ответил Леоф.
Элис вздохнула и закрыла глаза, а затем накинула на голову капюшон. Ему показалось, что она что-то пробормотала, а в следующее мгновение она снова превратилась в тень.
Дверь открылась и закрылась. Он услышал неловкую возню с замком, а потом наступила тишина.
В конце концов он вновь уснул.
Когда назавтра его дверь с грохотом распахнулась, это произошло уже обычным образом. Леоф не мог знать точного времени но он уже проснулся достаточно давно, и в его мире, не видевшем солнца, наступил полдень. В комнату вошли двое в черных плащах поверх черных же блестящих доспехов. У обоих на бедре висели палаши. Они не были похожи на стражников, которых Леоф видел до сих пор, и он решил, что они состоят в личной гвардии Роберта.
– Не шевелись, – приказал один из них.
Леоф ничего не сказал, когда гвардеец достал кусок черной ткани и завязал ему глаза, плотно затянув узел. Затем его поставили на ноги. Леоф похолодел, когда гвардейцы повели его по коридору. Он попытался сосредоточиться на расстоянии и направлении, как это сделала Мери, отсчитал двенадцать ступеней вверх, затем двадцать три шага по коридору и двадцать восемь по проходу столь узкому, что его плечи задевали стены. А затем ему показалось, будто они внезапно шагнули в небо: Леоф почувствовал вокруг себя открытое пространство, и лица коснулись токи свежего воздуха. Шаги перестали отдаваться эхом, и он догадался, что они вышли наружу.
Затем его повели к экипажу, затолкали внутрь, и композитора охватило отчаяние. Ему страшно хотелось спросить, куда его везут, но он сдерживался, потому что никто бы все равно ему не ответил. Иначе для чего бы ему завязали глаза?
Экипаж ехал сначала по брусчатке, потом по гравию. Неожиданно Леоф подумал, что его могли захватить союзники женщины, ночью приходившей его «спасти». Подделать форму гвардейцев Роберта совсем не трудно. Сердце композитора упало, когда он представил себе, что произойдет, когда Роберт узнает о его исчезновении.
Наверное, когда они выехали, было темно, но сейчас Леоф заметил, что сквозь повязку пробивается свет. А еще стало холоднее и в воздухе появился привкус соли.
После почти бесконечной поездки экипаж остановился. Леоф замерз, и все тело у него затекло. Ему казалось, будто в его колени, локти и позвоночник вгоняют железные гвозди. Руки отчаянно болели.
Они попытались его нести, но он начал сопротивляться, и ему позволили идти. Леоф принялся считать шаги – по гравию, камню, дереву, снова камню и, наконец, ступеням. Он отшатнулся, когда в лицо ему неожиданно ударила волна жаркого воздуха и с глаз сняли повязку.
74 
