Рамзес наслаждался присутствием Джулии. И тем, что рядом нет ни Алекса, ни Самира, ни Эллиота.
Он сидел и смотрел на море шляпок с перьями, на легкомысленные зонтики. И на огромные сверкающие автомобили с открытым верхом, подкатывающие к центральному входу, возле которого стояло множество таких же открытых экипажей.
Людей его эпохи здесь больше не было. Произошло полное расовое смешение. Джулия сказала, что в Греции он увидит ту же картину. А сколько еще городов предстоит ему посетить! Стало ли ему легче?
– Ты была так терпелива со мной, – улыбаясь, сказал он. – Ты не просила никаких объяснений.
О, как она ослепительно прекрасна в этом шелковом платье с бледными цветочками, с кружевами на запястьях и с маленькими жемчужными пуговками, которые так ему нравятся! Слава богу, она не надела то открытое платье, которое было на ней в ту первую ночь на корабле. Вид ее обнаженного тела сводил его с ума.
– Ты все расскажешь, когда сам этого захочешь, – сказала Джулия. – Для меня невыносимо только одно – видеть, как ты страдаешь.
– Все именно так, как ты говорила, – пробормотал Рамзес. Он уже выпил свой чай, напиток, который ему никогда не нравился. Ни то ни се. – Все сгинуло без следа. Мавзолей, библиотека, маяк. Все, что построил Александр, что построила Клеопатра. Скажи, почему тогда в Гизе до сих пор стоят пирамиды? Почему сохранился мой дворец в Луксоре?
– Ты хочешь увидеть их? – Джулия наклонилась над маленьким столиком и взяла царя за руку. – Ты готов ехать прямо сейчас?
– Да, уже пора. А после того как посмотрим на них, можем уехать из этой страны. Ты и я… То есть если ты хочешь остаться со мной.
Какие чудесные карие глаза с длинной бахромой густых ресниц, какая чистая улыбка, какие нежные губы…
Из лифта вышли Самир и граф со своим милым простофилей сыном.
– Я поеду с тобой хоть на край света, – прошептала Джулия.
Рамзес долго не отрывал взгляда от ее глаз. Понимает ли она, что говорит? Нет. Вопрос в другом: понимает ли он, что она говорит? Что она его любит, да. Но другой, другой вопрос так и не был задан.
Почти целый день они плыли по Нилу, солнце поджаривало полосатые тенты их маленького элегантного пароходика. Содержимое кошелька Джулии и подарки, которыми осыпал команду Эллиот, позволили им путешествовать в роскоши. Каюты пароходика оказались ничуть не хуже кают огромного корабля, который перевез их через океан. Салон и столовая тоже очень уютные. Повар был европеец, а слуги, за исключением Риты и Уолтера, египтяне.
Но самой большой роскошью было само судно. Они путешествовали одни. И стали, к удивлению Джулии, очень сплоченной и дружной группой туристов. Наверное, потому, что отсутствовал Генри. И это было здорово.
Он трусливо смылся, как только они приехали в Александрию. Экая глупость – он будто бы намеревался подготовить все к их приезду в Каир. Для них и так все готово в отеле Шеферда. Перед тем как отправиться в Абу-Симбел, они телеграфировали в Каир и заказали номера. Они не знали, сколько времени продлится их круиз, но отель Шеферда, привычное место отдыха британских туристов, подождет их.
Им сказали, что скоро откроется сезон в опере. Может, портье закажет для них ложу? Джулия согласилась, хотя сама не знала, чем закончится их плавание.
Она видела, что Рамзес пребывает в отличном настроении, что ему очень нравится плыть по Нилу. Он часами стоял на палубе и смотрел на золотую пустыню и пальмы, окружавшие их с обеих сторон, на блестящую коричневую ленту нильской воды.
Джулии не надо было объяснять, что на стенах древних гробниц были нарисованы точно такие же развесистые красавицы пальмы. И что темнолицые крестьяне черпали из реки воду тем же примитивным способом, что и четыре тысячелетия назад. Ей не надо было объяснять, что проплывавшие мимо них лодочки своим видом мало отличались от лодок времен Рамзеса Великого.
А солнце и ветер и вовсе не изменились.
Джулии оставалось сделать кое-что еще. Откладывать больше нельзя. Она отдыхала в салоне, лениво наблюдая за игравшими в шахматы Самиром и Эллиотом. Когда Алекс вышел на палубу, она последовала за ним.
Вечерело. Ветерок стал прохладным, а небо из голубого постепенно превращалось в темно-фиолетовое.
– Ты такой родной, – произнесла Джулия. – Мне так не хочется обижать тебя. Но мне совсем не хочется выходить за тебя замуж.
– Знаю, – сказал он. – Я давным-давно понял это. Но все равно буду надеяться, что это не так. Как надеялся всегда.