Трудно рассказывать об этом. Как он отнесется к ее словам?
– И твой отец тоже все прочитал, – сказал он.
– Да. Он кое-что перевел.
– Я наблюдал за ним, – прошептал он.
– Ты писал чистую правду?
– Зачем мне лгать?
Вдруг он сделал движение, собираясь поцеловать ее, но Джулия снова оттолкнула его.
– Какие же странные минуты ты выбираешь для своих маленьких шалостей, – задыхаясь, проговорила она. – Мы говорили о… о… трагедии, разве нет?
– Скорее об одиночестве и безрассудстве. И о безумных поступках, к которым нас вынуждает горе.
Черты его лица разгладились, смягчились. Снова та же любезность, та же улыбка.
– Твои храмы находятся в Египте. Они все еще целы, – сказала Джулия. – Рамессеум в Луксоре. Абу-Симбел. О, ты знаешь их под другими названиями. Твои колоссальные статуи! Статуи, которые видел весь мир! Английские поэты их воспевали. Великие полководцы отправлялись в путешествия, чтобы посмотреть их. Я видела их, дотрагивалась до них своими руками. Я стояла среди древних стен.
Он продолжал улыбаться:
– А теперь я гуляю с тобой по современным улицам.
– И тебе это доставляет удовольствие.
– Да, совершенно верно. Мои храмы были старыми даже тогда, когда я жил в первый раз. Но мавзолей Клеопатры был построен сравнительно недавно. – Он замолчал, Снова расстроившись. – Для меня это как вчерашний день, понимаешь? Хотя он похож на сон и кажется далеким. Почему-то я чувствовал, что проходят столетия, хотя и спал. Пока я спал, мой дух развивался.
Джулия вспомнила те же слова в отцовском переводе.
– Что тебе снилось, Рамзес?
– Ничего, дорогая, ничего, что было бы интересно человеку нового времени! – Он помолчал. – Когда мы устаем, мы начинаем говорить о своих снах – будто бы во сне сбываются те мечты, которые не сбылись в жизни. И, просыпаясь, чувствуем разочарование. Но для странника реальный мир всегда остается самым желанным. И усталость приходит только тогда, когда мир становится похожим на сон.
Он смотрел на струйки дождя. Джулия слушала его слова, почти не вникая в их смысл. В ее короткой жизни было достаточно горя, чтобы благословлять эту жизнь. Ранняя смерть матери очень сблизила ее с отцом. Она очень старалась полюбить Алекса Саварелла, потому что он так хотел; но ее отец не обращал на это внимания. Но на самом деле она любила только идеи, только вещи, так же, как и отец. Может, он это и имел в виду? Она не была уверена.
– Ты не хочешь возвращаться в Египет, тебе ведь не нужна встреча со старым миром? – спросила она.
– Я разрываюсь, – прошептал он.
Порыв ветра поднял с мостовой бумажный мусор; сухие листья полетели, кружась, вдоль чугунной ограды. Наверху жалобно зазвенели электрические провода, и Рамзес запрокинул голову, чтобы посмотреть на них.
– Даже более живо, чем во сне, – прошептал он, снова поворачиваясь к тусклой желтой лампочке фонаря. – Мне нравится это время, дорогая, – сказал он. – Ты простишь меня за то, что я называю тебя так? Моя дорогая. Так ты однажды назвала своего друга Алекса – «мой дорогой».
– Называй как хочешь, – сказала Джулия.
Потому что я люблю тебя гораздо больше, чем его!
Рамзес снова одарил ее своей неподражаемо теплой улыбкой. Подошел к ней, раскрыв объятия, и вдруг поднял на руки.
– Маленькая легкая царица! – сказал он.
– Опусти меня на землю, Великий царь, – прошептала она.
– Зачем это?
– Потому что это приказ.
Подчиняясь, он осторожно поставил ее на ноги и низко поклонился.
– А куда мы направимся теперь, моя царица, – домой, во дворец Стратфордов, что в районе Мэйфера, на земле Лондона, в Англии, позднее более известной как Британия?
– Да, домой, потому что я устала как собака.
– А мне нужно изучить библиотеку твоего отца, если позволишь. Я должен прочитать много книг, чтобы «привести в систему», как ты говоришь, все, что ты мне показала.
В доме не раздавалось ни звука. Куда ушла девушка? Кофе, которым Самир в конце концов соблазнился, уже давно остыл. Он так и не смог заставить себя выпить это жидкое пойло.
Почти целый час он не отрываясь смотрел на саркофаг. Кажется, за это время часы в коридоре пробили дважды. Иногда по занавескам пробегали полосы света, который ненадолго озарял высокий потолок, скользил по золотой маске мумии, и тогда она на самом деле казалась живой.
Вдруг Самир вскочил на ноги. Ему послышалось, что скрипит пол под ковром. Он медленно направился к гробу. Подними крышку. И ты узнаешь. Подними ее. А вдруг саркофаг на самом деле пуст?