Особенно,... 
144 
— Графф, — прошептала Галлен, — я всегда хотела проколоть уши… особенно теперь, когда я буду жить в городе.
— Ради бога, — прошипел я. — Только не здесь, пожалуйста. Ты можешь остаться совсем без ушей. — И, обращаясь к Орестику, я отрезал: — Триста, но без ушей.
— И вы уложите мне волосы после всего? — спросила Галлен. — Да? — Она перекинула косу через плечо; Орестик не мог оторвать взгляда от ее косы, как от гипнотизирующей змеи.
— Хорошо, — согласился он.
Но бывшая красавица Нитца сплюнула на пол.
— Размазня! — сказала она сыну. — Точно такой же размазня, как твой жалкий папаша. Никакого хребта! — И она выпрямилась в самом лучшем парикмахерском кресле, поглаживая позвоночник рукой; у кого, у кого, а у Нитцы хребет был что надо. Она с негодованием потрясла на нас грудью; ее немыслимый вырез на груди стал еще глубже, потом исчез, потом снова открылся.
— Мама, пожалуйста, — взмолился Орестик.
Но когда Орестик усадил мою Галлен в свободное кресло поменьше, я с радостью переключил свое внимание на Нитцу. Поскольку мне больно было видеть, как Орестик нервно расплетает косу Галлен, затем с легким потрескиванием расчесывает ее волосы, покрывающие спинку кресла едва ли не до полу. Затем он схватил волосы и уверенным движением погладил их, старательно выпрямляя, словно надеясь сделать их на пару дюймов длиннее, прежде чем приняться за стрижку. Я сидел как раз позади Галлен, поэтому я не мог, слава богу, видеть в зеркале ее лицо; я не хотел видеть ее глаз, когда Орестик соберет ее волосы в большой хвост и отделит — как мне казалось — прямо от корней. Я предпочитал смотреть в зеркало, отражающее во всей красе немыслимый вырез мамаши Нитцы.
Орестик взмахнул каштаново-рыжим хвостом, затем на меня неожиданно напала дрожь, как если бы я увидел отсечение головы; Галлен прижала обе руки к вискам. Ловкий Орестик положил ее волосы на подушку на стул у окна и вернулся обратно, пританцовывая вокруг нее; его лезвие прошлось за ушами Галлен и по тонкой, голой теперь шее.
— Ну вот! Что делаем дальше? — спросил он. — Оставим вам челку или нет?
— Не нужно челки, — ответила Галлен.
Он немного подстриг спереди, но оставил волосы достаточно длинными, чтобы зачесывать их назад; он уложил их на лбу, убрав за уши только кончики, оставив их сзади плотно прилегающими к шее. Ближе к корням они сияли более густым цветом.
— Не станем прореживать, — заявил Орестик. — Мы оставим их такими же густыми и красивыми. — И он захватил волосы Галлен рукой, как если бы собирался оторвать их совсем. — О, какие густые! — восхищенно воскликнул он. Но Галлен смотрела лишь на свой новый лоб, она украдкой косила глазами, стараясь рассмотреть себя сбоку — с голыми ушами.
Должно быть, это вертящееся кресло сбило меня с толку. Я думал, что на самом деле не так уж и плохо, — она убереглась от бесчестья благодаря открывшимся нежным скулам и так трогательно оголенной шее; Орестик принялся крутить мою Галлен в кресле, окидывая последним критическим взглядом.
— Видите? — гордо сказал он мне. — Как, ровно? Нравится? — И крутанул Галлен немного быстрее, так что ее отражение вспыхнуло в зеркале и глянуло на меня с обеих сторон кресла, как если бы мы внезапно оказались в переполненной людьми парикмахерской — с вращающимися рядами размазанных посетителей и сумасшедшими парикмахерами, орудующими по велению старой гадалки, которая восседала в лучшем в заведении кресле. Это было забавно; я открыл зажмуренные глаза.
Но затем он вымыл ей голову — пока я наблюдал за рядом вертевшихся посетителей — и засунул голову Галлен под большую хромированную сушилку; он наклонил ее шею назад, в мою сторону, и теперь я мог обозревать блестящий купол.
«Я просил только побрить, — произнес кто-то. — И это можно назвать стрижкой?» Каким-то чудом немыслимый вырез Нитцы, размноженный повсюду, отразился в блестящем куполе сушилки Галлен.
— Вы не хотите проколоть себе уши? — спросила меня Нитца. — Хотя я знаю, что мужчины предпочитают прокалывать только одно ухо.
— Только не в этой стране, мама, — вмешался Орестик.
И маленький Хюгель Фуртвенглер, с флагом содружества парикмахеров, заглянул через головы в париках в окно.
«Да он просто сумасшедший! Он заставил меня сделать это!» — произнес он.
«О, с меня хватит!» — подумал я. И все из-за того, что от сушильного фена воздух в зале стал душным.
144 
