Последние отзывы

  52  

Оставимэтот общий Эпилог торжественных обедови пройдем между дерновыми столами, где черноморцы «времен очаковских и покорения Крыма» угощались родными запорожскими блюдами; где круговой «михайлик» (деревянная чара), как планета, проливающая свет и теплоту в своей сфере, распространял оживление и говор в кругу седых сослуживцев Потемкина и Суворова. Здесь помолодевшая старина расходилась, заговорила про былое. Один из столетников, с золотым очаковским крестом на груди, рассказывал с юношеским одушевлением, какими молодцами они, старые черноморцы, предводимые судьей Антоном Головатым, взобрались в полночь на неприступную Березань, сняли часовых, переоделись по-турецки и накрыли неприятельский гарнизон врасплох. Другой вспоминал про атамана кошевого Харька Чепегу, как он напускался к самым стенам Хаджибея (Одессы) и зажигал турецкие магазины под носом янычар и спагов. Третий указывал на берегу Кубани место, где за пятьдесят с лишком лет вбил он первый кол кордонного оплота. «Чи багато йще зосталось в Батуринском курене наших?» — спрашивал один другого. — «Як колосин, пане брате, на пожатом жниву», — был грустный ответ..

А там, за пирамидами пик и штыков, за чертой воспоминаний, все шумело настоящей радостью, без помину про вчера, с говором про завтра. А что завтра? — Этому веселому военному обществу предстояло разойтись по пустынному берегу Кубани и по одиноким закубанским укреплениям, до свидания чрез год — «кому живому».

А знамя тихо развевалось над многолюдным сборищем, окружавшим его чугунный бушмат. Живая народная радость ручалась, что черноморцы оправдают символ этого железного основания, на котором утвердили они свое новое войсковое знамя.

Ветерок тянул к горам. Молодой казак не сводил глаз с полощущего знамени, и ему казалось, — была ли то игра света и колебания! — двуглавый орел стряхивался и расправлял крылья к могучему полету на те синие горы…

После вечерней зари горели потешные огни, венцомкоторых был вензель Государя Императора Николая Павловича. Огромный размер делал его явственно видным на левой стороне на левой стороне Кубани. В эту ночь имя Николай было лозунгом на всем двухсотшестидесятиверстном протяжении Черноморской кордонной линии.

Последняя искра вензеля угасла. На прибрежном кургане вспыхнуло знамя, — знамя из разноцветных искрометных огней. И как отрадно было видеть искрящегося двуглавого орла на холме, где вспыхивала до того пожаром ночной тревоги линейная веха.

Обернемся к атаманской ставке. У дверей ее выросли из чернозема ночной темноты две высокие ели; их ветви составлены из множества пылающих и узорчато размещенных огней. Между этими эмблемами неизменяемости поставлены большие прозрачные картины, освещенные сзади. На цервой и самой большей из них горит все тот же царский вензель, вправо вензель Августейшего Атамана; еще правее снимок с знамени; влево вензель Государя Великого Князя Михаила Павловича, а еще левее аллегорическое изображение 1844 года, увенчанного лаврами.

Между тем в ярко освещенной атаманской ставке поднялся пир, в основание которого входят преферанс и полька. И чернявые казачки под сенью знамен, за которые их деды и отцы умирали в далеких битвах, весело носились в вихре вальса и буре польки.

Но вне ставки войсковой певческий хор, отставая на полвека от войсковой музыки, в сотый раз напевал любимую народную песню, старую песню, которую черноморцы сложили и пели, когда шли с Днепра на Кубань.

• Ой, годі нам журитися,
• Треба перестати:
• Заслужили от Цариці
• За службу заплати!
• Дала хліб-сіль и грамоти
• За вірниі служби;
• От-тепер ми, односуми,
• Забудемо нужди.
• В Тамани жить, вірно служить,
• Гряницю держати;
• Рибу ловить, горілку пить,
• Ще й будем багаті.
• Та вже треба женитися
• И хліба робити,
• А хто йтиме из невіри
• Непошадно бити.
• Слава ж Богу, та Цариці,
• А покой Гетьману:
• Изгоіли в серцах наших
• Горючую рану!
• Подякуймо ми Цариці
• Помолімось Богу,
• Що вона нам указала
• На Кубань дорогу.^[55]

День, ознаменованный для войска торжественным обнародованием Царского пожалованья, остался навсегда запечатленным в признательной памяти черноморцев. На той же широкой, прикубанской поляне, где стоит одиноко врытый до половины в землю старый единорог, каждый год, 11 мая, раскидывается атаманская ставка, выстраиваются конные полки, пешие батальоны, артиллерийские батареи, и собирается добрый народ. И тоже войсковое георгиевское знамя торжественно переносится из войсковой церкви в казачий стан. И осененные им, стройные ряды склоняют оружие на молитву и молятся о здравии и благоденствии Царя; и окропленное молитвенной водой из Кубани знамя обходит ряды при звуках музыки, при говоре барабана и пушки. И одушевленные сознанием заслуги, казаки приветствуют хоругвь чести и победы громким, далеко слышным за Кубанью «ура!».

  52