111 
— Пока вы были в отъезде, Ральф, я получил известия из Ватикана, — сказал он и слегка отстранил лежащую на коленях кошку. — Ты слишком эгоистична, моя Царица Савская, у меня затекли ноги.
— Вот как? — отозвался отец Ральф; он обмяк в кресле, глаза сами закрывались от усталости.
— Да, вы можете пойти лечь, но сначала послушайте новость. Недавно я послал его святейшеству Папе личное и секретное письмо и сегодня получил ответ от моего друга кардинала Монтеверди… любопытно, не потомок ли он композитора эпохи Возрождения? Почему-то при встрече я всегда забываю его спросить. Да ну же. Царица Савская, неужели от удовольствия непременно надо впиваться в меня когтями?
— Я вас слушаю, ваше высокопреосвященство, я еще не заснул, — с улыбкой заметил отец Ральф. — Не удивительно, что вы так любите кошек. Вы и сами развлекаетесь по-кошачьи, играя своей жертвой. — Он прищелкнул пальцами:
— Поди сюда, киса, оставь его! Он недобрый!
Кошка мигом соскочила с колен, обтянутых лиловой сутаной, осторожно прыгнула на колени де Брикассара и замерла, подергивая хвостом, изумленно принюхалась: непривычно пахло лошадью и дорожной грязью. Синие глаза Ральфа улыбались навстречу карим глазам прелата — и те и другие смотрели из-под полуопущенных век зорко, настороженно.
— Как вам это удается? — настойчиво спросил архиепископ. — Кошки никогда не идут ни на чей зов, а моя Царица Савская идет к вам, как будто вы ей предлагаете икру и валерьянку. Неблагодарное животное.
— Я жду, ваше высокопреосвященство.
— И наказываете меня за ожидание, отнимая мою кошку. Ладно, вы выиграли, сдаюсь. Случалось вам когда-нибудь проигрывать? Это очень интересно. Так вот, вас надо поздравить, дорогой мой Ральф. Вам предстоит носить митру и ризы, и вас будут величать владыкой епископом де Брикассаром.
К великому удовольствию прелата, синие глаза его собеседника распахнулись во всю ширь. На сей раз отец Ральф и не пытался скрывать и таить истинные свои чувства. Он так и сиял от радости.
ЧАСТЬ IV. 1933 — 1938. ЛЮК
Глава 10
Поразительно, как быстро земля залечивает раны; уже через неделю сквозь слой липкой грязи пробились тонкие зеленые травинки, а через два месяца зазеленели первой листвой обожженные деревья. Потому-то стойки и выносливы люди на этой земле — она не позволяет им быть иными; малодушные, не обладающие неистовым, непреклонным упорством, недолго продержатся на Великом Северо-Западе. Но пройдут годы и годы, прежде чем сгладятся шрамы. Многие слои коры нарастут и отпадут клочьями, прежде чем стволы эвкалиптов снова обретут прежний цвет, белый, серый или красный, а какая-то часть деревьев так и не воспрянет, они навсегда останутся черными, мертвыми. И еще много лет на равнинах там и сям будут медленно рассыпаться их скелеты; под слоем пыли, под топочущими копытцами их вберет в себя покров земли, сотканный временем. И надолго остались ведущие на запад глубокие колеи, которыми прорезали размокшую почву Дрохеды края самодельного катафалка, — путники, знающие о том, что здесь случилось, показывали эти следы другим путникам, кто ничего не знал, и понемногу вплели эту скорбную повесть в другие легенды черноземной равнины.
Пожар уничтожил примерно пятую долю дрохедских пастбищ и двадцать пять тысяч овец — сущая безделица для хозяйства, где в недавние хорошие годы овец было до ста двадцати пяти тысяч. Как бы ни относились к стихийному бедствию те, кого оно коснулось, сетовать на коварство судьбы или на гнев божий нет ни малейшего смысла. Остается одно — списать убытки и начать все сначала. Уж конечно, это не в первый раз и, уж конечно, как все прекрасно понимают, не в последний.
А все же нестерпимо больно было видеть весной дрохедские сады бурыми и голыми. Щедрые запасы воды в цистернах Майкла Карсона помогли им пережить засуху, но пожар ничто не пережило. Даже глициния не расцвела: когда нагрянул огонь, гроздья ее нежных, едва набухающих бутонов старчески сморщились. Розы высохли, анютины глазки погибли, молодые побеги обратились в бурую солому, фуксия в тенистых уголках безнадежно сникла, подмаренник увял, у засохшего душистого горошка не было никакого аромата. Запасы воды в цистернах, истощенные во время пожара, затем пополнил ливень, и теперь обитатели Дрохеды каждую минуту, которая могла бы показаться свободной, помогали старику Тому воскресить сад.
Боб решил по примеру отца не скупиться в Дрохеде на рабочие руки и нанял еще трех овчаров; прежде Мэри Карсон вела другую политику — не держала постоянных работников, кроме семейства Клири, а на горячую пору подсчета, окота и стрижки нанимала временных; но Пэдди рассудил, что люди работают лучше, когда уверены в завтрашнем дне, а в конечном счете разницы особой нет. Почти все овчары по природе своей непоседы, перекати-поле и не застревают подолгу на одном месте.
111 
