Кухня содержалась в образцовом порядке, хотя и по старинке. Даже холодильник здесь был древний, с гудящим мотором наверху, прямо под скрежещущим вентилятором. Сквозь стеклянные дверцы полок над плитой я разглядел всю утварь, которой регулярно пользовались. Линолеум на полу был старым, но тоже абсолютно чистым.
Тут вдруг я вспомнил о чемодане, вскочил, огляделся и увидел его на пустом стуле рядом с Меррик.
Обернувшись к девочке, я увидел в ее глазах слезы.
– Что случилось, дорогая? – спросил я. – Расскажи, и я постараюсь сделать все, что в моих силах, чтобы помочь тебе.
– Я горюю по дому и по всему, что произошло, мистер Тальбот, – ответила она. – В этом доме умер Мэтью.
Это был ответ на довольно важный вопрос, причем такой, который я не осмеливался произнести вслух. Не могу сказать, что испытал облегчение, услышав его, хотя, с другой стороны, меня очень волновало, кто еще мог претендовать на сокровища, которые Меррик считала своей собственностью.
– Не беспокойтесь насчет Холодной Сандры, – произнесла Меррик, глядя прямо на меня. – Если бы она собиралась вернуться за этими вещами, то сделала бы это давным-давно. Ей всегда не хватало денег. Мэтью по-настоящему любил Холодную Сандру, а ее в первую очередь привлекало то, что у него было полно денег.
– Как он умер, дорогая? – спросил я.
– От лихорадки, которую подхватил в джунглях. А ведь он заставил всех нас сделать перед поездкой прививки. Терпеть не могу уколы. Мы сделали прививки от всех болезней, какие только можно представить. И все же он вернулся из путешествия больным. Чуть позже, когда Холодная Сандра металась, голосила и швыряла вещи, она проговорилась, что индейцы в джунглях наслали на него порчу, что ему ни за что не следовало подниматься в ту пещеру за водопадом. Но Большая Нанэнн сказала, что лихорадка очень сильная. Он умер там, в задней комнате.
Она указала на вестибюль, отделявший нас от той комнаты, в которой мы с Эроном провели беспокойную ночь.
– После его смерти и отъезда Холодной Сандры я вынесла оттуда мебель. Теперь она стоит в спальне, рядом с комнатой Большой Нанэнн. Я там сплю с той поры.
– Могу понять почему, – произнес Эрон. – Должно быть, для тебя было ужасно потерять сразу обоих.
– Мэтью ко всем нам хорошо относился, – продолжала девочка, – жаль, он не был моим отцом, как бы теперь мне это помогло. Сначала он лежал в больнице, потом дома, под конец врачи перестали приходить, потому что он все время пил и кричал на них, а потом настал день, когда он перестал дышать.
– А к тому времени Холодная Сандра уже уехала? – мягко спросил Эрон и положил ладонь на стол, рядом с рукой Меррик.
– Она все дни проводила в баре на углу, а когда ее вышвырнули оттуда, отправилась в бар на главной улице. Той ночью, когда ему стало совсем плохо, я пробежала два квартала, а оттуда на главную улицу, чтобы позвать ее. Мне пришлось колотить в дверь черного хода. Но она была слишком пьяна, чтобы идти. Холодная Сандра сидела в баре с белым красавчиком. Сразу было видно, что он влюблен в нее, просто восхищен. А она была такой пьяной, что не могла даже подняться со стула. И тогда меня осенило. Она не хотела видеть, как умирает Мэтью. Она боялась оказаться возле него, когда это случится. Она не была бессердечной. Просто искренне боялась. Я побежала обратно домой. Большая Нанэнн умыла ему лицо и дала выпить виски: он пил все время только виски, ничего другого не принимал. И все задыхался, задыхался... А мы сидели рядом всю ночь. А на рассвете дыхание у него вдруг стало очень ровным, таким ровным, как тиканье часов, грудь вздымалась вверх-вниз, вверх-вниз. Я очень обрадовалась, что он перестал хрипеть, но Большая Нанэнн покачала головой: мол, ничего хорошего. Потом дыхание стало совсем тихим, неслышным. Грудь перестала колыхаться. Большая Нанэнн сказала, что Мэтью умер.
Меррик замолкла, допила кофе, встала, небрежно отодвинув стул, сняла с плиты кофейник и разлила всем троим остатки густого напитка.
Она снова уселась и по давней привычке провела языком по губам. Каждый ее жест выдавал в ней ребенка, а на стуле она сидела, как ученица монастырской школы: держа спину прямо и сложив руки на коленях.
– А знаете, я рада, что могу вам это рассказать. – Она вновь попеременно переводила взгляд то на меня, то на Эрона. – До сих пор никто не слышал всего рассказа полностью – так, отдельные фрагменты. Мэтью оставил Холодной Сандре много денег. Она явилась домой на следующий день, около полудня, и потребовала, чтобы мы сказали, куда его отвезли. Начала кричать и расшвыривать вещи, упрекая нас за то, что мы позволили отвезти его в морг. «А как, по-твоему, мы должны были поступить? – спросила Большая Нанэнн. – Разве ты не знаешь, что в этом городе существует закон относительно мертвых? Ты что, думала, мы просто вынесем его из дома и похороним на заднем дворе?» Оказалось, что из Бостона приехали родственники Мэтью и забрали его, а вскоре Сандра получила чек – ну, те деньги, что он оставил ей, – и была такова. Конечно, я не знала, что вижу ее в последний раз. Помню только, как она сложила кое-что из вещей в новый красный кожаный чемодан и сама была разодета как картинка – в белом шелковом костюме. Она была такой красивой, что не нуждалась в косметике, но все равно нанесла на веки темно-фиолетовые тени и накрасила губы темной помадой – по-моему, тоже фиолетовой. Я сразу поняла, что темно-фиолетовый цвет предвещает беду. Она выглядела великолепно. Поцеловав меня, Холодная Сандра сунула мне в руки флакон духов, «Шанель № 22», и сказала, что они для меня. Она обещала за мной вернуться. А еще сказала, что купит машину и поедет на ней. Так и сказала: «Если мне удастся проехать по дамбе и не утонуть, то я уберусь из этого города».