Меррик по-прежнему внимательно изучала мою ладонь, быстро скользя взглядом по линиям. В какой-то момент она большим пальцем слегка нажала на кожу, и я испытал невыносимо сладостное ощущение. Мне захотелось взять ее на руки, но не для того, чтобы насытиться, – нет, ни в коем случае! – не для того, чтобы причинить ей боль, а только затем, чтобы поцеловать ее, только затем, чтобы чуть царапнуть шею клыками и ощутить вкус ее крови, постичь сокрытые в ней тайны... Но я никогда не осмелился бы совершить столь ужасный поступок.
Я высвободил ладонь из ее пальцев.
– Что ты там увидела, Меррик? – быстро спросил я, сглотнув, чтобы подавить голод. Как телесный, так и душевный.
– Несчастья, большие и малые, мой друг, очень длинную линию жизни, знаки, свидетельствующие о силе твоего характера, и многочисленных потомков.
– Перестань, я не могу принять твою интерпретацию. Рука не моя.
– Теперь у тебя нет другого тела, – возразила она. – Разве тело не может измениться под влиянием новой души? Линии на ладони меняются с течением времени. Но мне не хочется тебя злить. Я пришла сюда не затем, чтобы изучать тебя. И не затем, чтобы зачарованно разглядывать вампира. Они уже не раз встречались на моем пути. Я сталкивалась с ними лицом к лицу даже на этих улицах. Я здесь потому, что, во-первых, ты попросил меня, а во-вторых... мне захотелось побыть с тобой.
Я лишь кивнул, ибо не в силах был проронить ни звука от переполнявших меня чувств, и умоляющим жестом попросил Меррик помолчать.
Она повиновалась.
Затем наконец я справился с собой:
– Ты попросила разрешения у старшин на эту встречу?
Она рассмеялась, но по-доброму.
– Конечно нет.
– Тогда тебе следует узнать кое-что, – сказал я. – У меня с Вампиром Лестатом все началось точно так же. Я не поставил в известность старшин ни о том, что часто с ним вижусь, ни о том, что приглашаю его в свой дом, ни о наших бесконечных беседах и совместных путешествиях, ни о том, что именно я подсказал Лестату, каким образом он может вернуть свою сверхъестественную телесную оболочку, после того как Похититель Тел обманным путем завладел ею.
Меррик попыталась перебить меня, но безрезультатно.
– А знаешь, что произошло со мной? – сурово продолжал я. – Я воображал, что слишком умен, чтобы поддаться искушению и прельститься посулами Лестата. Я считал себя чересчур мудрым стариком, которого не соблазнить бессмертием. Я был уверен в собственном духовном превосходстве над Лестатом... И вот теперь... Посмотри, что со мной стало!
Щеки Меррик вспыхнули румянцем, сделавшим ее еще более очаровательной.
– А разве ты не поклянешься, что никогда меня не обидишь? – спросила она. – Разве не станешь уверять, что Луи де Пон-Дю-Лак ни при каких обстоятельствах не причинит мне зла?
– Разумеется, я готов дать такую клятву. Однако во мне еще осталась крупица порядочности, которая вынуждает напомнить тебе, что я создание, обладающее сверхъестественным аппетитом.
Она снова попыталась что-то сказать, но я не позволил.
– Одно мое присутствие со всеми проявлениями силы может изменить твое отношение к жизни, Меррик; оно может погубить твою веру в моральные устои и поколебать желание почить обычной смертью.
– Дэвид, будь же откровенен. Скажи прямо, что у тебя на сердце? – Явно недовольная моим официальным тоном, она выпрямилась на стуле и посмотрела мне прямо в глаза. – В этом юном теле ты выглядишь одновременно и молодым, и умудренным опытом. У тебя теперь более темная кожа, почти как моя! И в чертах лица появилось что-то азиатское. Но ты остался самим собой – прежним Дэвидом – даже в большей степени, чем прежде!
Не в силах справиться с изумлением, я молча следил, как Меррик пьет ром. Небо за ее спиной совсем потемнело, но черноту ночи разгонял теплый свет ярких электрических огней. Только в зале кафе, все освещение которого составляли лишь несколько покрытых пылью ламп, располагавшихся за стойкой бара, царил унылый полумрак.
Столь безоглядное доверие приводило меня в трепет. Прикосновения Меррик были ласковыми, почти нежными. Моя вампирская сущность явно не вызывала в ней ни малейшего страха или отвращения. И я вдруг явственно вспомнил, как пленяло меня когда-то загадочное величие Лестата, его сокрытое от многих великолепие. Неужели Меррик так же влекло ко мне? Что, если и она теперь попала во власть губительного очарования?
Она, как всегда, отлично прятала свои мысли.