Лоррейн тем не менее держалась достойно и продолжала путь до тех пор, пока провожавшие ее ранее своими выкриками двое одетых в военные мундиры настырных молодых парней не преградили ей дорогу.
— Держу пари, эта хорошенькая горничная позабавит сегодня одного молодца, — игриво сказал один из них.
— И, кажется, я знаю, кого из молодцов ты имеешь в виду, — похотливо улыбнулся второй.
Лоррейн застыла на месте. Эти пьяные солдафоны приняли ее за простую служанку. Она попыталась заговорить, но тут почувствовала, что кто-то стоит у нее за спиной.
— Предупреждаю вас, не троньте эту леди, — послышался голос.
Лоррейн обернулась и увидела шагнувшего к ней из тени молодого красивого мужчину.
— Да кто ты такой? — прокричал один из молодых парней. — Иди своей дорогой!
Неожиданный спаситель остановился в бесстрастной позе. Лоррейн показалась знакомой слегка презрительная усмешка на устах, несмотря на то, что тень от широкополой шляпы скрывала глаза незнакомца. Когда он, наконец, соблаговолил заговорить, речь его, обращенная к молодым офицерам, была преисполнена сознания собственного превосходства.
— Я наблюдал за вашим разгулом, судари, и должен сообщить, что ваша пьяная болтовня полна непристойности, постыдной даже для самого разнузданного призывника из угольного городка Ланкашира!
Второй солдат, узнав по тону в незнакомце офицера, на этот раз обратился к нему с большей осторожностью:
— А кто вы сами будете, сударь?
— Полковник Маркус Кокс, из рода Крэнборо, из 3-го полка Суссекских стрелков. А что до вас, то как назвали бы вы негодяя, марающего знамя своею полка оскорблением женщины из высшего света — питомицу самого графа Денби?
— Так вы все знали, сударь? — воскликнула пораженная Лоррейн. Маскарад ее оказался хорош для охваченного горем графа, с нетерпеньем ждавшего завершения лондонских дел и возвращения к своей тупой овце, но он не был способен обмануть Маркуса, к которому вернулись его здоровье и жизнелюбие.
— Прошу прощения, моя дорогая мисс Лоррейн, — отвечал галантный молодой полковник и вновь обратился к наглецам: Итак, что вы можете сказать в
свое оправдание?
— Тысяча извинений, мадам… мы приняли вас за
прислугу…
— Не сомневаюсь в этом, — заметил Маркус, — и, поскольку я сам отвечаю за дисциплину в собст венном полку, хочу спросить вас, как поступил бы с вами мой хороший друг, полковник Александр «Песчаный», узнав о том, что его молодые офицеры подают такой неблаговидный пример пьяного дебоширства?
— Сударь… позвольте мне объясниться… нас скоро отправляют на фронт воевать с бандами Боуни. Мы… не понимали, что эта леди… из высшего света… мои родители бедны, сударь, и должность моя так много для них значит… я умоляю вас… — открыто упрашивал молодой солдат, прежде наиболее нахальный из двоих, в выражении лица его читалось истинное раскаяние.
Его жалобная речь заставила Лоррейн вспомнить о своем положении и о тех жертвах, что принесли ее собственные родители ради ее вступления в высший свет.
— Моя вина, что я так одета, Маркус, но все — ради того, чтоб незаметно следовать за нашим дорогим Денби… — произнесла она на грани слез.
Маркус Кокс на какой-то миг обернулся к ней, затем суровым взглядом обвел ее обидчиков. Выпятив нижнюю губу, рукой упершись в бок, он, глядя сверху вниз, произнес:
— Я по природе не лишен сочувствия и не могу сказать, что избегаю развлечений, особенно перед тяжелой битвой, с которой я, увы, знаком не понаслышке. Однако же, когда британский офицер оскорбляет леди, тем более знакомую мне лично, я не могу не требовать от него сатисфакции. И прочь любые оправдания, — добавил он жутко, почти шепотом. Затем голос его снова загремел: — Дадите ли вы мне удовлетворение?
— Любезный сударь, — отвечал ему тот, что держался скромнее, теперь он выглядел крайне огорченным и дрожал, будто на него ощетинились наполеоновские штыки, — мы не можем пойти на дуэль со старшим офицером! Тем паче вашего звания! Это будет истинным варварством! Сражение с мужчиной, с которым бок о бок собираешься защищать родину, нельзя расценить иначе как извращение! Прошу вас, благородный сударь, мы признаем, что поступили дурно и заслужили наказание за свое неподобающее поведение по отношению к благородной даме, но умоляю, не требуйте удовлетворения от нас подобным образом!