Белье себе она выбрала без тени сомнения: пояс с подвязками, чулки, бюстгальтер — но все на этот раз белое, все белое. Уселась на кровати, слегка откинувшись назад, затем поднялась, резко наклонив голову и все должным образом подгоняя. Николь изумляло — Николь повергало в ужас — то, как мало женщин на свете по-настоящему смыслят в нижнем своем белье. Просто-таки позор. Если цель состояла в том, чтобы без усилий порабощать мужчин, если это было хотя бы одной из целей (а есть ли у кого цель достойнее?), то зачем же ополовинивать свои шансы такой мелочью, как неверный выбор при покупке белья? В своих поездках Николь частенько сиживала в общих спальнях, каютах, будуарах и туалетных комнатах, наблюдая за тем, как дебютантки, хищные разведенки, юные стюардессы и даже относительно преуспевающие гулящие девочки, выбираясь из нарядов для коктейлей или же из бальных платьев, открывают взору настоящий кошмар перекрученных, сбившихся в кучу трико, семейных трусов и плавок. Одна процветающая охотница на мужчин, вместе с которой она какое-то время квартировала в Милане, неизменно носила трусики, и по текстуре своей, и по цвету напоминавшие Николь ортопедические вкладыши для туфель. Порой Николь беззаботно делилась своими знаниями в области нижнего белья с мимолетными соседками по квартире, с теми, кому на вечеринках не доставалось партнера, и с другими своими недостаточно вооруженными соперницами. Требовалось на это около десяти секунд. Спустя полгода те из них, кто понял ее правильно, жили в собственных домах, перестроенных из конюшен, где-нибудь в Пимилико и выглядели на пятнадцать лет моложе. Но большинство понимало ее неверно. Мешала либо чрезмерная старательность, либо недостаток любви к самим себе, либо полное отсутствие таланта; плюс мелкие закидоны, типа устойчивого и бесприбыльного заблуждения в отношении черного белья. Заблуждение это выказывало истинно братский инстинкт, одерживая верх над боксерскими трусиками и тренировочными лифчиками, но не позволяя достичь цели. Может быть, женщины не могли поверить, насколько просты мужчины; не могли поверить, что все проблемы с ними можно буквально за пять минут разрешить в галантерейном магазине. На конкретном рубеже этого конкретного столетия мужчины хотели, чтобы у женщин было облегающее и ярко-белое нижнее белье. Они хотели, чтобы женское тело было очерчено, обрамлено, упаковано, обернуто наподобие подарка, стилизовано и подретушировано, внушая, хотя бы ненадолго, иллюзию чистоты. Они хотели белой лжи девственности. Мужчины были так просты. Но какое отношение это имело к мыслям женщин, — к мыслям женщин, подобных Николь Сикс?
Никогда в жизни, ни разу Николь не случалось решительно выбросить хоть один предмет одежды. Вторая большая ванная в ее квартире была превращена в супергардеробную, там было нечто вроде бутика: костюмы, вечерние платья, театральные и маскарадные одеяния, пояса, шарфы, шляпки. Той площади, что занимала обувь Николь, удивилась бы сама Имельда Маркос… Если бы Кит Талант сейчас ее одевал, если бы ее одевал Кит (размышляла она), что бы он предпочел? Что захотел бы он увидеть на ней, когда она покажется на верхней лестничной площадке? Розовые сапоги до бедер, мини-юбку из искусственного шелка, лопающуюся блузку. Да, либо это, либо опаловое бальное платье с низким корсажем и перчатки цвета слоновой кости по локоть длиной, с отороченным соболем стеганым доломаном, бриллиантовым гребнем и эгретовым плюмажем. Королева Алмазов, Королева Сердец. Но, конечно, невозможно было нарядиться именно так.
— Поднимайся, проходи, — сказала она.
Когда Кит тяжело проследовал за нею в квартиру, Николь совершила нечто абсолютно ей не свойственное: она прокляла свою судьбу. Затем, пока его продувные голубые глазки обшаривали комнату, она осмотрела его всего, исследовала от бесплодной макушки до кубинских каблуков: Кита, совершенно лишенного той харизмы, которая окружала его в пабе или на улице. Дело было не в его позе, не в костлявости его голеней и таза, не в неприятном запахе, исходившем от его тела (он пах так, словно съел верблюда, обмазанного горчицей), и не в том, как буравил все вокруг его пьяный взгляд, — хотя сами по себе черты эти были, конечно, отталкивающими. Главное состояло в том, что Николь заметила сразу и что заставило ее испытать шок (я знала это с самого начала, сказала она сама себе): в том, что способность к любви в нем полностью угасла. Да ее у него никогда и не было. Кит не пошел бы на убийство из-за любви. Он не пересек бы дороги, не крутанул бы руля автомобиля из-за любви. Николь подняла глаза к небу при мысли о том, во что это может втянуть ее в сексуальном плане. Ведь если говорить серьезно и до конца правдиво, она всегда чувствовала, что любовь, в том или ином виде, будет присутствовать в ее смерти.